Я дёргаюсь, пытаясь избежать прикосновения, но Захид заламывает мои руки за спину, слегка подталкивает к одноглазому, а тот, не стесняясь, щупает меня за грудь, как раз там, где тонкую, почти невесомую ткань натягивает сосок. Я кривлюсь от отвращения, дёргаюсь в руках Захида.

– Отпусти меня! Ты пожалеешь! Вы все пожалеете! – знаю, что жалко выгляжу. И угрозы мои не менее ничтожны и пустячны. И мне так горько от этой беззащитности, что я мысленно кричу. Внешне всё ещё пытаюсь сохранить видимость хладнокровия, чтобы не бросать кость этим псам. Но мне страшно. Как же мне страшно!

– Ооо, ты знаешь арабский язык? – удивляется одноглазый. – Мне нравится эта женщина всё больше. Хочу её себе.

Захид расплывается в лизоблюдской, гаденькой ухмылочке.

– Можешь забрать её хоть сейчас. Только цену обсудим, – едва руки не потирает от удовольствия. Мразь проклятая! Скольких он так погубил? Скольких продал, как товар?!

– Цену позже обсудим. Хочу её попробовать сейчас. Веди в комнату! – властно велит одноглазый, а у меня земля из-под ног уходит. В какую комнату? Я не хочу ни в какую комнату!

Но Захид, конечно же, не спрашивает на то моего мнения. Хватает меня за волосы и толкает, принуждая шагать вперёд. Я слезами заливаюсь, головой мотаю. Какой-то сюрреализм. Бред. Так не бывает! Почему это происходит именно со мной?!

Яна и Мира сидят на коленях у каких-то арабов, смотрят на меня сочувственно, но помочь не пытаются. Да, тут уж каждый за себя. Я их понимаю. Они не станут вмешиваться, как не вмешивалась я, когда дружки Захида насиловали их. Просто потому, что от нас здесь ничего не зависит. Ольгу не видать. Видимо, она в одной из кабинок, в сторону которых тащит меня Захид.

Я царапаю его волосатую, воняющую потом, липкую руку и визжу, трепыхаясь, выдирая себе клочья волос, которые остаются в его пальцах. Но мне плевать. Я не чувствую боли, ничего не чувствую, кроме жуткого, кошмарного ужаса, пронизывающего, пробирающего каждый сантиметр тела.

– Нет! Нет! Я прошу, нет! Захид! Отпусти! Верни меня эмиру, слышишь?! Он будет искать меня! Тебе не сойдёт это с рук!

– О чём это она? – интересуется идущий позади одноглазый, на что мерзкий сутенёр отмахивается.

– Глупости, господин Макбул. Она всем рассказывает, что была любовницей самого эмира.

Одноглазый мерзко хихикает, словно тявкает пустынный шакал. А меня от омерзения передёргивает. В комнате, куда меня заталкивают, я сразу же начинаю искать взглядом оружие. Если не удастся постоять за себя, то хотя бы закончу свои страдания. Но они вдруг хватают меня и, пока я отбиваюсь от Макбула, Захид надевает на мою голову чёрный мешок и затягивает на шее тесёмки. Я в ужасе кричу, брыкаюсь, но силы уже покидают.

Меня валят на скрипучую кровать, привязывают жёсткими жгутами руки к железному изголовью. Я в панике умоляю их отпустить меня, плачу и причитаю, но всё зря.

А когда на меня наваливается одноглазый и резко раздвигает мои ноги в стороны, понимаю, что это конец.

– Выйди! – тихо, возбуждённо дыша, непохожим на свой голосом приказывает Захиду, и я слышу, как открывается и хлопает дверь.

– Прошу, нет. Не надо, – захлёбываюсь слезами, пытаюсь поговорить, хотя бы ненадолго оттянуть эту казнь, но одноглазый молча направляет в меня свой член и делает сильный толчок.

Кричу, запрокидывая голову, срывая связки, и дергаюсь в жгутах, затягивая их ещё сильнее.

ГЛАВА 45