— Музыка — это творчество. Это создание чего-то нового. Способность видеть то, чего нет. Я понял это только тогда, когда любовь, сострадание и другие человеческие ценности прочно пустили корни в моей душе. Наверное, потому что они неразрывно связаны с творчеством. Это волшебный дар, которым мы никогда не обладали. Удивительно, но я ведь даже сначала соврать не мог на простейшие вопросы. Горе-шпион. Вот так. Смешно получилось. Разгадал секрет музыки и смог ее одолеть только тогда, когда не хотел уже уничтожать человечество.

— Но почему же тогда ты так рвался на Пандору?

— Почему? Да я уже сказал Юлиусу. Я долго не смогу себя контролировать на свободе, где так много добычи. Где я могу почувствовать чей-то страх и не совладать с собой. Я ведь все же ужасный хищник, и этот хрупкий мир мне чужой.

— Значит, ты всего лишь хотел защитить нас от самого себя. А Юлиус думал, ты ему угрожаешь.

— Да. Я понял. Но его сложно упрекнуть. Он видел, какими беспощадными мы можем быть.

— Но назад ты решил лететь свободным.

— Да. Знаешь, надоело сидеть в замкнутом пространстве три года. Хотелось долететь с комфортом.

Он улыбнулся.

— И тогда ты придумал Джаспера, — сказала я Джасперу, заглядывая в его прелестные миндалевидные фиолетовые глазки. — У тебя здорово получилось.

— Спасибо. Я старался. Ты ведь и правда никогда бы не подумала?

— Правда. До последней секунды не сомневалась… Но почему же ты мне раньше не сказал?

— Я пытался несколько раз. Помнишь, тот день, когда мы спустились на палубу F? Я хотел тебе открыться, но ты так ужасно испугалась при виде того коридора, что я даже представить себе не мог, что случилось бы, начни я пытаться рассказывать!

Я отчетливо вспомнила тот день и палубу F, и свой безотчетный страх. И тут же все остальные события вдруг закружились в моей голове, потом встали на места, и увидела все происходившие с нами события совсем в ином свете. И заговорила быстро-быстро, стараясь не потерять мысль:

— Конгломерат Вилор. Ты спас меня тогда не потому, что чудесным образом владеешь отмычками, а в коридоре, как по волшебству, никого не оказалось?

— Да. В коридоре было полно вооруженных людей, которые не знали, с кем связались.

— Когда мы совершали гиперпрыжок, ты, правда, стоял у моей кровати, и волосы твои развевались от ветра?

— Да. Я еще в прошлый раз обратил внимание, как влияют на нас гиперпрыжки. Если не сконцентрироваться изо всех сил на удержании формы, то меня растянет по атомам на огромное расстояние, на многие десятки километров. Очень неприятно, и долго потом назад собираться. Вот я стоял и концентрировался. Вполне успешно.

— А тогда, на следующий день после того, как Юлиус рассказал команде о первом полете на Пандору, ты удрал и прятался от меня не потому, что боялся, а потому что…

— Потому что ты боялась. И все вокруг. А я боялся не совладать с собой. Ведь я не хотел причинять никому вреда. Тем более тебе. Практически невыносимо было сидеть в двух шагах от тебя, чувствовать твой страх и пытаться тебя не съесть. Поэтому я и пытался тебя разозлить. Когда ты злилась, ты забывала про страх.

— А… — я с трудом заставила себя говорить, сердце заколотилось в груди, как бешеное. — А О'Тул? Это ты?

— Да. Это я.

— Но зачем?! А, ладно! Все мне ясно, зачем!

— Я жалею об этом. Но тогда я с собой не справился. Говорю же, я очень опасен для людей.

— Ужас. У меня голова кругом. Слушай, но что же ты не признался Юлиусу? Ведь была же такая возможность! И он специально все затеял, чтобы вызвать тебя не разговор.

— Если помнишь, я хотел. Даже почти признался. Но он меня вывел из себя своей, как мне показалось, туполобостью. И я решил следовать своему плану.

— Вот блин, — только и смогла сказать я.

А потом, без всякого перехода, высказала внезапно озарившую меня мысль, одновременно заливаясь румянцем по самые уши.