Эмили грустно улыбнулась. Сен-Жермены переехали в бывший дом Эли. Когда рабочие начали выкапывать недостроенную беседку ДиЛаурентисов, чтобы возвести на этом месте теннисный корт, под бетонной плитой обнаружили разложившееся тело Эли. С тех пор возле дома круглосуточно дежурили фургоны телевизионщиков, полицейские машины и любопытные зеваки. Семья Майи нашла убежище здесь, в гостинице, где и собиралась пожить, пока не улягутся страсти.

– Привет. – Эмили огляделась по сторонам. – Твои на бранче?[12]

Майя тряхнула жесткими шоколадно-черными кудряшками.

– Нет, уехали в Ланкастер. Побыть на природе, и все такое. Честно говоря, я думаю, они до сих пор в шоке, так что, может быть, сельская жизнь пойдет им на пользу.

Эмили улыбнулась, представляя себе, как родители Майи пытаются найти общий язык с амишами в маленьком городке к западу от Роузвуда.

– Хочешь зайти ко мне в номер? – спросила Майя, вскинув бровь.

Эмили потянула вниз юбку, стесняясь накачанных плаванием ног, и замолчала. Если родители Майи были в отъезде, значит, им предстояло остаться наедине. В комнате. С кроватью.

Знакомство с Майей взволновало Эмили. Она давно тосковала по подруге, которая могла бы заменить Эли. Майя и Эли действительно во многом походили друг на друга – обе бесстрашные и веселые, они единственные во всем мире понимали настоящую Эмили. И еще: они пробуждали в Эмили особые чувства.

– Пойдем. – Майя повернулась к двери. Эмили, так и не решив, чем еще можно заняться, поплелась за ней.

Она поднялась вслед за Майей по скрипучей витой лестнице в номер, оформленный в стиле 1776 года. Эмили уловила запах мокрой шерсти. В комнате с наклонным сосновым полом стояла допотопная двуспальная кровать с балдахином и пестрым лоскутным покрывалом, в углу торчала странная штуковина, чем-то напоминавшая маслобойку. Вот и все убранство.

– Родители поселили нас с братом в отдельных номерах. – Майя присела на кровать, которая отозвалась скрипом.

– Здорово, – ответила Эмили, присаживаясь на краешек шаткого стула, возможно, когда-то принадлежавшего Джорджу Вашингтону.

– Так как же ты? – Майя подалась к ней. – Боже, я видела тебя на похоронах. Ты выглядела… опустошенной.

Светло-карие глаза Эмили наполнились слезами. Она действительно была опустошена утратой. Последние три с половиной года Эмили жила надеждой на то, что однажды Эли объявится на крыльце ее дома, живая и невредимая, излучающая свет и радость. И, когда стали приходить послания от «Э», она поверила в то, что Эли вернулась. Кто еще мог знать ее секреты? Но теперь Эмили уже не сомневалась в том, что Эли ушла. Навсегда. И, словно этого мало, кому-то стал известен ее самый интимный секрет – что она была влюблена в Эли и испытывала такие же чувства к Майе. А может, кто-то знал и правду о том, что они сделали с Дженной.

Эмили корила себя за то, что утаила от своих давних подруг содержание записок «Э». Но она не смогла бы признаться. Ведь среди этих посланий было и любовное письмо, которое она отправила Эли. По злой иронии, она не стеснялась откровенничать с Майей, но боялась рассказать ей об «Э».

– Думаю, я еще не пришла в себя, – наконец ответила она, чувствуя, как подступает головная боль. – И к тому же… я просто устала.

Майя скинула сапоги.

– Почему бы тебе не вздремнуть? Тебе определенно не станет лучше, если ты будешь сидеть на этом пыточном стуле.

Эмили вцепилась в подлокотники.

– Я…

Майя похлопала по кровати.

– Кажется, тебя нужно обнять.

Обнять… Это звучало соблазнительно. Эмили смахнула с лица пряди рыжеватых волос и села на кровать рядом с Майей, прижавшись к ней всем телом. Она чувствовала ребра Майи, проступавшие сквозь ткань пуловера. Майя казалась такой маленькой и хрупкой, что Эмили могла бы взять ее на руки и закружить.