Священное пламя вырвалось из земли огненными лентами, извиваясь, хватая за руки. Я посмотрела на Амара. Суровое лицо его светилось надеждой. Казалось, я знала, на что. Но ошиблась.

Агни-парикша вцепилась в меня горящими когтями, разрывая нутро. Выйду из этого пламени невредимой – и докажу, что достойна королевского трона. И я не сомневалась, что выйду. Вопрос был в том, что делать дальше. И пока я горела, горела и горела, в висках стучали слова Нритти: «Он желает твоей неудачи, сестра. Он не представляет, насколько ты сильна. Когда пройдешь испытание – исчезни. Покинь его ужасное царство. Пусть сам о себе заботится. Пусть рыдает. Пусть страдает. Начни заново. Со мной».

Нритти скормила мне столько образов… Амар танцует с прекрасной нагайной в морском дворце, сотканном из стекла. Амар вздрагивает от моего прикосновения. Дым и горе тлели на моем языке. Ложь заполнила каждый уголок моего разума.

Я не помню, когда закончилась агни-парикша. Помню только, как появилась пред толпой по щиколотку в пепле. И под оглушительный рев – ликующий или негодующий, радостный или яростный – ушла. И помню, как Амар, изогнув темную бровь, взирал на зрителей с гордой улыбкой на лице, словно иного исхода и не ожидал.

И я долгое время думала, что он притворялся.

* * *

В Нараке меня встретил праздник. Каждый зал искрился серебром, пол устилали стеклянные цветки и лепестки. Дворец мерцал, будто окутанный водой, и лунный свет пробивался сквозь решетчатые окна. На столах ждали сладкие кафировые сливки и фисташковые пирожные на золотых блюдах. Но я ни к чему не притронулась.

– Разочарован? – холодно спросила я.

Амар обнял меня за талию:

– Я всегда в тебя верил. Убедить нужно было лишь внешний мир.

– Лжец, – прошипела я, вырываясь из кольца его рук.

– Что это значит?

– Ты унизил меня. Швырнул толпе, как падаль стервятникам. И как стервятники, они клевали меня.

Голос стал хриплым и ломким. Я ненавидела Амара. Ненавидела за то, что он от меня отрекся. Ненавидела за то, что нуждалась в нем.

Он стиснул челюсти и отступил на шаг.

– Я поступил так, чтобы подавить инакомыслие. Чтобы обезопасить тебя. Мне было стыдно просить тебя пройти агни-парикшу.

– Так стыдно, что ты решил отдалиться от меня, едва потребовав суда?

Амар казался оглушенным.

– Я Дхармараджа не без причины. Я не хотел подвергать сомнению свою беспристрастность, оказывая тебе поддержку. Ты наверняка об этом знала.

– А если бы я не справилась?

– Ты не могла не справиться. Потому я и не волновался. Тебе предначертано было стать королевой этих земель. Нам предначертано править вместе. Вечность.

– Я лучше умру, чем стану править рука об руку с трусом.

От Амара во все стороны зазмеились тени.

– Трусом? – прошипел он. – Трус бежит от трудного решения, принятого теми, кто любит его больше всего на свете. И коли я проявил трусость, то и ты тоже, джаани. Но мы можем начать заново. Давай просто больше не будем вспоминать об этом времени.

Он вновь попытался меня поцеловать, но я вырвалась.

– Я видела, как ты сам распускаешь слухи по Иномирью. Видела, как утешаешься в чужих объятиях. И если пройти агни-парикшу значит провести вечность с тобой, то я бы предпочла жизнь простой смертной.

Комната заполнилась влажным липким мраком.

– Что за лживые наветы, – пробормотал Амар.

– Я не доверяю тебе.

Он отшатнулся, будто от удара.

– Неужто ты совсем утратила трезвость суждений? Если ты действительно не веришь в истинность моих слов, тогда тебе здесь не место.

Мы уставились друг на друга сквозь выросшую меж нами стену ярости. Тишина ширилась, укрепляя наши слова до нерушимости железных оков.

– Когда-то я думала, что ты любишь меня, – сказала я срывающимся голосом. – А теперь отказываюсь жить в твоей тени до конца вечности.