И почти сразу же дверь распахнули: та самая женщина в смешном фартуке и чепце, что встретилась мне прошлой ночью. На сей раз она обрадовалась мне как родной:

– Вернулись?! Ну наконец-то, заждались уж. Вы больше без предупреждения не убегайте, – перешла на шепот: – хозяин узнает – мигом выгонит! А поклажа-то ваша где? Не за нею, что ли, ездили?

– Э… привезут чуть позже, – я вымученно улыбнулась.

– Ну тогда идемте, к барышне нашей провожу. Вас как зовут-то?

Неужели и рекомендаций не спросят? Но перечить я не стала, наоборот порадовалась, что обстоятельства сложились так удачно: собеседования, должна сказать, вовсе не мой конек.

Только опять, как и сегодня утром, дорогу мне перегородил все тот же седенький… господин (иначе и не назовешь его) в черной тройке.

– Чем обязан, сударыня?

Голос – сама вежливость; лицо – само благолепие. Зато в тоне голоса и взгляде бесцветных колючих глазок – будто уже поймал меня на месте преступления и прижал к стенке железными доказательствами. Я сразу растерялась и начала что-то блеять, точно зная, что рыльце у меня в пушку.

Зато не растерялась моя провожатая:

– Иди-иди, не стой на дороге, Никитич, – отмахнулась она от господина, – гувернантка это новая – уж кто-кто, а ты бы должен знать о хозяйских-то распоряжениях!

– И не подумаю, – Никитич выше вздернул острый подбородок. – Ничего хозяин о том не говорил, потому без егойного распоряжения не пущу!

– Ну-ну! – Горничная развеселилась, – не пускай. А опосля тебе хозяин выволочку устроит, что дитя день-деньской одна сидит, без присмотру, по твоей милости. Ох, не продержишься ты долго дворецким-то, Никитич!

Никитич присмирел, даже голову чуть вжал в плечи. Что только укрепило меня в мысли, что здешний хозяин – тот еще тип. Уж лучше б дворецкий и правда выставил меня вон. А Яков пускай сам выкручивается.

Но не с моим везением…

Седенький дворецкий, поворчав для порядка, посторонился. Лишь когда я проходила мимо, он прямо в душу мне (честное слово!) заглянул своими бесцветными глазами. Я поклясться была готова, что он что-то обо мне знает. Надо с ним поосторожней.

– Да ты не бойся, – будто подслушала мои мысли горничная, – Никитич всего неделю как место получил, вот и выслуживается. А тебя все же кто нанял-то? Хозяин сам, что ли?

– Сам, – машинально ответила я – и прикусила язык. Но было поздно.

– Вон оно чего… А звать тебя как?

– Марго. Лазарева Маргарита, – припомнила я фамилию, названную Яковом.

– А я Глафира, Глашей тоже можно. Экономка я здесь – дольше всех у господина барона служу. Уж третий год пошел.

Глаша тем временем скоро вела меня по просторному вестибюлю, а я крутила головой, с интересом разглядывая расписной потолок и стены.

– А там что? – наткнулась я взглядом на проход, в который проскользнула утром. Теперь он был плотно перегорожен дверью.

– Туда ходить не вздумай, – серьезно предупредила Глаша и даже тихонько тронула ручку двери, убеждаясь, что та и правда заперта. – Хозяин узнает – мигом даст расчет.

Сурово.

– А там? – я кивнула на дверь противоположную.

– И туда нельзя. Там рояль у нас, личная гостиная да апартаменты господина барона. Ежели барышня захочет помузицировать, то можно – но дальше музыкальной залы ни-ни! Поняла?

Я кивнула – но Глаша, сделавшаяся вдруг строгой, с нажимом переспросила:

– Поняла?!

– Да!

– Ты гляди – господин барон глазастых, любопытных да болтливых не держит. Мигом выставит!

Дворец Синей Бороды какой-то, – подумала я, но вслух правдоподобно заверила, что я совсем не любопытная и ни капельки не болтливая.

А Глаша продолжала экскурсию: теперь мы поднимались по той самой шикарной мраморной лестнице.