— Я воспользовался?! Вот так и думал, что это скажешь. Ты, чучело, становишься предсказуемой! Сама на меня накинулась, как бешеная самка богомола.

— И надо было тебе голову откусить сразу после всего…

Смотрит на меня с вызовом, а злые синие глаза смеются. Ситуация идиотская: он — абсолютно голый и я совсем без одежды в метре друг от друга, как две пантеры перед прыжком.

— Что делать будем? — ехидно улыбается да всё, знай, не спеша меня рассматривает.

— Ночью не все увидел? А говоришь, не на что смотреть…

— Не воображай, девка как девка, как и миллиарды других, — выпрямляется.

— То-то и вижу, что совсем тебе не нравлюсь, — указываю на его эрекцию.

— Это не ты мне нравишься! А была бы поумнее, поняла, что это утренняя эрекция, и так бывает у большинства мужиков, которые не страдают эректильной дисфункцией, и к возбуждению она никакого отношения не имеет. Ну если хочешь, можешь мне помочь избавится от нее.

— И не подумаю, — стараюсь вообще на него не смотреть, а глаза сами невольно опускаются вниз.

— Ночью ты знала, что вот с ним делать, — указывает на свой член. Бесстыжий!

Рывком хватаю одеяло и закутываюсь:

— Помоги себе сам! Где вещи-то мои?

— Иди вон, в ванной ищи, я что мог, отстирал. А высохло ли, не знаю! Ну ты, мать, и горазда, бухать! Вот тут тебе в пору хорошо ремня дать за такое. Ты ненормальная? Не знаешь, что алкоголь с организмом делает? Про сивушные масла слышала?

— А ты меня не совести, не по утру пила и на свои деньги.

— Откуда у тебя свои деньги, вот не смеши вон, — указывает на собачку, — Цербера, ты ж кроме как у нас и дня не работала, и то у нас это ж и работой назвать нельзя!

— Зато ты прям, работник ножа и топора, все в поте лица. Может ты и трупики ешь? — и тут меня накрывает, я заливаюсь смехом, глядя на трясущегося чихуахуа — Цербер?

— Тху, на тебя, дура! — разворачивается, — я в душ, а ты вещи свои собери и постель заправь!

— Козел, — кидаю ему в след, любуясь его подтянутым задом.

Начинаю искать свои вещи, ну одежда и белье, по-видимому, в ванной, но туда сейчас не буду соваться. А вот и сумка! Вот же, ржавые котики, ни кошелька, ни ключей от квартиры, на мобильном 5 пропущенных от мамы и 4 — от папы и один от Лёни. Ну я ему сейчас дам, набираю номер:

— Алло, Леня?

— Да, — отвечает явно сонным голосом.

— Тебя где вчера носило? Я пришла — тебя нет и дозвониться нереально, — злая прям как кобра.

— А мы разве не на сегодня договаривались?

— Лёня, ку-ку, сегодня суббота, а вчера была пятница….

— Прости-прости, я дни перепутал, заработался и спать завалился…

— Гад, ты, Лёнька, хоть и обаятельный.

— Аленушка, я у тебя буду прощения на коленях просить! Хочешь?

— Да не надо на коленях…

— Как твой выпускной?

— Да, нормально, праздник как праздник! — а сама смотрю на постель, в которой провела последнюю ночь, и понимаю, что это нефига не постель, а целое поле боя, судя по полнейшему беспорядку.

— Так давай сегодня встретимся, ты сможешь?

— Лёнь, давай, я подумаю и потом тебе перезвоню, — вижу, как Страхов вышел из ванной всё так же голый. Он издевается что ли?

— Ты мне парня не порти, Корина, Лёнька способный, а с тобой свяжется — пиши пропало…

— А ты чего это подслушиваешь? Ты ревнуешь? — хитро смотрю.

— Скорее да… ну не тебя к Лёньке, в Лёньку к тебе, не обольщайся.

— Ну ясно… Да ты хоть бы «херомантией» прикрылся, а то в краску меня вгоняешь…

Он подходит вплотную:

— Вижу прям покраснела до корней волос, та твои блудливые глаза так и смотрят, куда не нужно. «Херомантией», эт что?

— Да трусы надень хоть, что тебе непонятно?

— Я между прочим, чучело, дома у себя! А вот что ты лазишь в гостях голая? Вот что странно…

Я опрометью бросаюсь в ванну и запираю за собой дверь на защелку.