— Я вырос в США, Амир. Америка меня научила: отступать, не ввязавшись в битву, значит обосраться. Но как юрист я обязан представить вам факты. А они подсказывают мне еще вот что: ни одно агентство не пошлет своего представителя в Афганистан для оценки условий жизни ребенка.

Сохраб сидел на кровати, подтянув колени к подбородку (любимая поза Хасана), и исподтишка наблюдал за нами.

— Я его дядя, это принимается в расчет?

— Если есть доказательства. Соответствующие документы или свидетели.

— Документов нет, — утомленно произнес я. — Сохраб узнал обо всем от меня, да и сам я до недавнего времени пребывал в неведении. У меня только один свидетель, да и тот, возможно, уже умер.

— М-да.

— Омар, у меня есть какие-то варианты?

— Говоря откровенно, очень мало.

— Так что же мне делать, ради всего святого?

Фейсал набрал воздуху в грудь, постучал авторучкой по подбородку. Выдохнул.

— Вы можете подать заявление на усыновление и надеяться на лучшее. Вы можете попытаться усыновить ребенка по его собственному желанию. Для этого вам придется прожить вместе с Сохрабом в Пакистане два года, день в день. Вы можете попросить политического убежища от его имени. Процедура длительная, и вам придется доказывать факт политического преследования. Вы можете подать просьбу о выдаче гуманитарной визы. Вопрос этот в компетенции Генерального прокурора, и ее не всем дают. — Адвокат помолчал. — Есть и еще вариант, для вас, пожалуй, самый выгодный.

— Говорите же!

— Вы можете отдать мальчика в детский дом здесь, а потом обратиться с просьбой об усыновлении. Пока суд да дело, все эти формы «Ай-600» и обстоятельства семейной жизни, он будет в безопасности.

— Что еще за формы?

— Простите. Форма «Ай-600» — стандартная процедура анкетирования Службы иммиграции. Обстоятельства семейной жизни изучает агентство по усыновлению. Надо же убедиться, что вы с женой — не буйные сумасшедшие.

— Но я обещал Сохрабу никогда больше не отдавать его в детский дом!

— Как я сказал, этот вариант для вас самый подходящий.

Мы поговорили еще немного, и я проводил его до машины.

Солнце садилось. Старый «фольксваген»-жук просел под тяжестью толстяка-юриста. Фейсал опустил стекло и окликнул меня.

— Да? — Я подошел поближе.

— Вы подумайте хорошенько. Если действовать, то только так.

Как жалко, что рядом со мной нет Сораи!

Когда я вернулся в номер, телевизор был выключен. Я опустился на свою кровать и попросил Сохраба сесть рядом.

— Господин Фейсал считает, что у меня есть возможность забрать тебя с собой в Америку.

— Правда? — Сохраб слабо улыбнулся, впервые за все дни, что мы провели вместе. — Когда едем?

— В этом-то все и дело. Придется немного потерпеть. Но с его помощью мы добьемся своего.

Я погладил мальчика по голове. С улицы донесся слабый призыв муэдзина.

— Сколько потерпеть? — спросил Сохраб.

— Не знаю. Какое-то время.

Сохраб повел плечами. Улыбка его сделалась шире.

— Ничего. Можно и подождать. Это как кислые яблоки.

— Яблоки?

— Однажды, совсем маленький, я забрался на яблоню и наелся зеленых яблок. У меня разболелся живот, его раздуло как барабан. Мама сказала, что если бы я подождал, пока яблоки созреют, живот бы не прихватило. И теперь, когда мне очень хочется чего-то, я всегда вспоминаю ее слова.

— Зеленые яблоки, — пробормотал я. — Ты умница, Сохраб-джан. Такой разумный мальчик мне еще не попадался.

У Сохраба даже уши покраснели от похвалы.

— И ты возьмешь меня на красный мост, который часто окутан туманом?

— Обязательно возьму.

— И мы поедем по крутым улицам, где из машины видно только капот и небо?

— Проедемся по всем до единой. — Я постарался сморгнуть слезы.

— А английский язык трудный?

— Через год ты будешь говорить так же свободно, как на фарси.

— Правда?