Я обернулся. Рогатка Хасана нацелена прямо Асефу в лицо, резинка, облегающая камень размером с грецкий орех, натянута до предела, так что пальцы ее с трудом удерживают. Лоб у моего слуги весь мокрый от пота.

— Оставь нас, ага, — мягко сказал Хасан. Даже сейчас он обращался к Асефу уважительно. Меня поразило, как глубоко укоренился в сознании Хасана жизненный принцип «знай свое место».

Асеф стиснул зубы.

— Опусти рогатку, хазара безродный.

— Оставь нас, ага, — повторил Хасан.

Асеф осклабился:

— Ты что, не заметил? Нас трое против вас двоих.

Хасан только пожал плечами в ответ. Посторонний никогда бы не сказал, что он боится. Но я-то знал Хасана с младенчества и видел по его лицу, что он ужасно трусит. Только старается держаться.

— Ты прав, ага. Но это ты, наверное, кое-чего не заметил. У одного из нас рогатка. Только шевельнись, и у тебя появится другое прозвище. Вместо «Асефа — пожирателя ушей» ты будешь зваться «Одноглазый Асеф». Камень попадет тебе прямо в левый глаз. — Хасан говорил совершенно спокойно и бесстрастно, так что даже я не услышал страха в его голосе.

Рот у Асефа искривился. Вали и Камаль завороженно наблюдали за сценой. На их глазах совершалось святотатство. Их божество унижали. И кто, подумать только, какой-то заморыш-хазареец!

Асеф смотрел теперь не на камень, а прямо в глаза Хасану. Очень внимательно смотрел. И что-то убедило его в серьезности намерений противника.

Асеф опустил кулак.

— Знай, хазара, я человек терпеливый. И знай, у сегодняшней истории обязательно будет продолжение. Уж ты мне поверь. — И, повернувшись ко мне: — И ты, Амир, помни, на этом не кончится. Однажды мы встретимся с тобой один на один. — Асеф отступил на шаг. — Твой хазареец совершил сегодня очень большую ошибку, Амир.

И вся компания отправилась восвояси.

Хасан трясущимися руками заталкивал рогатку за пояс. Губы у него плясали, складываясь в некое подобие улыбки. Резинку от штанов он завязал с пятой попытки. Домой мы возвращались в тревожном молчании, за каждым углом ожидая засады. Никто нас не подстерегал в укромном месте, но на душе все равно было неспокойно. И еще как.

На протяжении следующих нескольких лет самые разные люди в Кабуле то и дело произносили умные слова вроде «реформа» или «экономическое развитие». Конституционную монархию сменила республика во главе с президентом. На какое-то время на людей снизошел дух обновления. Заговорили о правах женщин и современных технологиях.

Но в общем и целом, хоть в Арке — королевском дворце в Кабуле — и проживал теперь президент, а не монарх, жизнь текла, как и прежде. Рабочая неделя с субботы до четверга, пикники по пятницам — в парках, на берегу озера Карга, в садах Пагмана. Разноцветные автобусы и грузовики, набитые людьми, катят по узким улицам Кабула, на бамперах сзади стоят проводники и кричат, где поворачивать. Когда проходит священный месяц Рамадан и наступает черед трехдневного праздника Эид, кабульцы в парадных нарядах отправляются проведать родственников. Люди обнимаются и целуются и поздравляют друг друга словами «Эид мубарак» — счастливого Эида, а дети радуются подаркам и играют с крашеными крутыми яйцами…

В знаменательный день (начало зимы 1974 года), когда мы с Хасаном строили во дворе снежную крепость, к нам вышел Али и произнес:

— Хасан, ага-сагиб зовет, хочет поговорить с тобой.

Мы с Хасаном обменялись улыбками. С самого утра мы ждали этой минуты — ведь сегодня у Хасана день рождения.

— Отец, а ты знаешь, какой будет подарок? Скажи нам. — У Хасана заблестели глаза.

Али в ответ пожал плечами:

— Ага-сагиб не обсуждает со мной своих решений.

— Ну же, Али, скажи нам, — вмешался я. — Это альбом для рисования? А может быть, новый пистолет?