Ладно, Мэл, успокойся. Всего лишь вечеринка. Ты просто потанцуешь часик, и попросишь Тома отвести тебя домой. Или нет..? Какими бы дурочками ни были Эйприл и Сэм, я бы не хотела оставлять их одних. В прошлый раз Эйп ввязалась в крупные неприятности на одной из вечеринок. Конечно, от того, что была в нетрезвом состоянии, но все же…

Я пить не буду.

Ничего страшного не произойдет.

* * *

Ужас. Просто кошмар. Я не понимаю, что движет девушками, когда они одеваются ТАК откровенно. Вроде бы сегодня не Хэллоуин. Но больше половины девчонок одеты так, словно не знают элементарного правила стиля: открывая ноги, закрой грудь. И наоборот.

Хотя Сэм и Эйприл посмеялись бы, озвучь я вслух правила стиля, уверена, они считают, что я одеваюсь безвкусно. Но это только потому что мой гардероб состоит из простых, базовых вещей. Я не дочь богатых родителей.

Я оказалась в Йеле, потому что работала в старшей школе — официанткой, хостес и даже нянечкой. Бралась за любую подработку, чтобы накопить на проживание в кампусе. О дорогой одежде не может идти и речи, и, честно говоря, я не особо в ней нуждаюсь. Наверное единственное, к чему питаю слабость — это к изысканным украшениям.

Всегда с замиранием сердца смотрю на аккуратные гребни ручной работы на моделях, тонкие браслеты и чокеры, подчеркивающие хрупкость шеи. Иногда делаю их сама из простых материалов — лески, атласа и пуговиц, и даже делала парочку для девочек.

Есть что-то завораживающее в блеске драгоценностей и редких металлов.

Я отгоняю от себя эти мысли, нервно теребя кулон на своей шее. Папа подарил его мне, когда мне исполнилось семь. Джонатан привез его из-за океана, когда вернулся домой, после нескольких месяцев службы.

«Голубоглазый ангел, просто открой этот кулон, если тебе станет одиноко и грустно. Я носил этот кулон в таких местах… о которых не стоит знать маленькой девочке. И знаешь, мне кажется, меня бы сейчас здесь не было, если бы не ты, русалочка моя.» — папа тогда открыл этот кулон, выглядевший для всех как обычная круглая пластина. Но внутри… слева находилась моя фотография крохотного размера, а справа — голубой камень округлой формы, поражающий своим ослепительным сверканием и переливом граней.

С возрастом я все реже открывала или надевала на себя этот кулон. Хранила в шкатулке, где храню все свои украшения, но кладу в потайной отдел, под первым дном. Мало ли. Я до сих пор не знаю, ценна ли эта вещица или нет, да и не хочу знать. Главное, что для меня кулон бесценен. Память о папе.

После того, как он пропал без вести на службе, мы с мамой остались совсем одни. Мне было десять. Я до сих пор помню звуки ее судорожных всхлипов и горькие рыдания по ночам… мне тоже было больно, но мама плакала так, словно потеряла отца навсегда, а я… слишком сильно верила в чудо, и всегда надеялась на то, что его найдут, и папа вернется.

Моих надежд хватило на три года. Именно тогда я поняла, что чуда не произойдет. И папа больше не вернется со службы под Рождество, не оденет костюм Санты, и не проберется в мою спальню, чтобы съесть молоко и овсяное печенье, которое я ему оставила. Он всегда так делал, а я наблюдала за ним, сквозь ресницы. Чувствовала, как он шуршит пакетом с подарками, аккуратно расставляя коробки под елкой. Сдерживала улыбку, когда чувствовала касание его пальцев на своей щеке…

На третье Рождество после того, как он пропал, я получила в подарок Эдварда. Лучший друг отца, вернувшийся с той самой службы живым — многие годы он «утешал» мою маму. Я была слишком маленькой, и не могла понять, что между ними происходит, пока он не переехал в наш дом. Эдвард установил в нашем доме особые правила. Генерал Армии сухопутных войск, деспотичный, опасный мужчина… я не понимала, как мама могла выбрать его. Война на Ближнем востоке отразилась на его психике. Наверное, мама сходила с ума от одиночества, а он был слишком настойчив…

Я знаю, знаю это на себе. Каким настойчивым может быть Эдвард.