Утром я чуть ли не прыгаю в предвкушении реванша. Мне нужно монтировать влог про последнюю поездку в Турцию, а я не могу. Дурацкое волнение мешает сосредоточиться. Около часа я бестолково втыкаю в монитор, а потом отчаиваюсь. Иду на кухню, чтобы убить время чаепитием. Заслышав звон посуды, туда же подтягивается Женька. С несчастным видом. Она у нас, в принципе, всегда тихая и пытается слиться с местностью, но сегодня глаза у нее уж совсем какие-то потухшие.

Я наливаю сестре чаю, достаю из шкафчика ее любимую соломку и, как бы между прочим, интересуюсь:

— Чего нос повесила?

Она ковыряет пальцем щербинку на столе и вздыхает:

— Да так…

— Неужели влюбилась?

— Вот еще! — сестра смотрит на меня с ужасом. — Ни за что. Я не какая-нибудь ветреная идиотка: пока школу не закончу, влюбляться не стану.

Я с трудом прячу улыбку:

— А чего тогда кислая такая? Кто обидел? Ты это… только намекни — я ему от души накостыляю.

Она возводит глаза к потолку:

— Ника, не надо пытаться улучшить мир насилием. Это так не работает.

— Это мы еще посмотрим. Говори имя, адрес. Я уж разберусь с методами.

— Меня папа достал, — выдыхает она и с задумчивым видом смотрит в окно.

— А поподробней?

Сестра вздрагивает:

— Вот так да!

— Что?

— Бабочка такая красивая у окна пролетела! Ты видела? У нее на хвосте было две завитушки.

— Нет, я ничего не видела, — хмурюсь я. — Расскажи подробней, что у тебя за терки с папой?

Она смотрит сквозь меня и задумчиво улыбается:

— Эта бабочка похожа на ту, что я когда-то видела во сне. По-моему, она будет неплохо смотреться на вазе.

— О нет! — я невольно закатываю глаза. — Жень, нам твои вазы уже ставить негде. Распиши что-нибудь другое.

— Шторы?

Я оглядываю кухонные занавески, которые сестричка покрыла росписью еще в прошлом году.

— Э…

— Ой, да какая разница! — Сестра проворно достает из кармана кофты блокнот и карандаш. — Придумаю, куда ее пристроить. Сейчас главное, зарисовать эти ее завитушки, чтобы не забыть.

С моих губ срывается беззлобный смешок. Вот и поговорили — называется! Хотя в этом вся Женька. Поймала вдохновение — и забыла обо всем. Она, наверное, и спит в обнимку со своим блокнотом.

Пока сестра рисует, я опять думаю о Петрове, прикидываю, какой стакан капучино заказать, когда мы встретимся с ним в кафе. Ноль три мне будет, наверное, мало. Лучше потрачусь на пол-литра кофе, чтоб хорошенько этого гада окатить.

Минут через пять Женька удовлетворенно выдыхает и откладывает блокнот в сторону:

— О чем мы говорили?

— Ты жаловалась на папу.

— А, ну да! — мечтательное выражение с ее лица моментально пропадает, сменяется грустью. — Папа меня достал. Третий день ходит и гундит: Женя, подумай хорошенько, стоит ли тебе связывать жизнь с искусством.

— Так ты вроде уже подумала.

— Ага, я так ему и сказала, что уже вообще-то целый год готовлюсь к поступлению в выбранный вуз. А он все равно не отстает. Говорит, что с профессией учителя рисования много не заработать, и я уже через пару лет после окончания универа пожалею о том, что не пошла, например, на бухгалтера.

— Это он по себе судит, — констатирую я. — Он пожалел. А у тебя все будет по-другому. Ты обязательно добьешься успеха.

— А вдруг он все-таки прав? — Женька вздыхает. — Вдруг мне не повезет, и всю оставшуюся жизнь я буду питаться одними макаронами и ходить в старом пальто?

— Не придется, — почти серьезно говорю я. — Ты забыла, что у тебя сестрица — известный блогер? Я же вот-вот стану миллионершей.

— Обязательно станешь, — поддакивает она. — Но при чем здесь я?

— При том. Мы с тобой одной комплекции: когда я разбогатею, буду регулярно отдавать тебе вещи, которые мне надоели. И у тебя каждый год будет новое пальто. Правда, чуть-чуть поношенное.

Она смеется: