Иногда думала, что ей было бы проще быть мальчишкой, но здесь она ничего не могла изменить. Поэтому радовалась, что её тело не устроило ей сюрприз и не выпятило привычные явные женские формы. Талия, да, обозначилась чётко, но мешковатой одеждой её очевидность удавалось сглаживать. Ну и женские дни выбивали из колеи на полдня. Она помнила, как проснулась в свой одиннадцатый день рождения от непонятного тянуще-болезненного ощущения внутри, как прибежала к Марь-Михалне и, задыхаясь от бега и страха, прижимала руки к животу и спрашивала шёпотом, умрёт ли она. Марь-Михална усадила её тогда к себе на колени, качала и тихонько объясняла, что от этого не умирают и что теперь делать, а ещё сердилась на себя, что всё откладывала этот разговор, чем так напугала Анюту.

Как-то раз одна цаца вздумала приревновать своего парня к ней, но быстро успокоилась.

— Аньк, ты уже сама на мальчика стала похожа, — завела разговор девица, когда пыталась прощупать, грозила ли ей опасность со стороны этой странной девчонки, вхожей по-свойски в компанию парней.

— Тебе что за дело? — уколола её взглядом Аня. — Если из-за Матвея своего переживаешь, так могу ему леща отвесить, коли будет на других заглядываться. Но пока он видит только тебя.

Та разулыбалась и отстала. Аня же при случае напомнила Матюше, куда свои зенки спрятать и руки засунуть, когда он пытался свою куртку ей на плечи накинуть и полапать якобы невзначай.

Со временем она оценила, что прижиматься вплотную к мотоциклу желаннее, чем к похотливым потным и прокуренным мужикам, которые пробовали распускать руки. Однажды поздно вечером собутыльник отца вышел на улицу в туалет и зажал её в сарае. Она даже испугаться не успела, так противно стало. В нос ударил запах водки, что-то мерзкое зашарило по ней проверить мальчик она или девочка. Девушка наощупь схватила первое попавшееся, огрела вонючую тушу ручкой от молотка и укусила за ухо. Мужик, матерясь, завалился в лопаты и какие-то хозяйственные инструменты, и до кучи получил граблями в лицо. Шум поднял такой, что отец с мачехой из дома выскочили. Тот хоть и пьяный, а смекнул, что отхватить может за то, что дал волю рукам не с той девчонкой. Запричитал, что, мол, споткнулся и упал в открытую дверь. Аня скрылась в темноте и ускользнула к Ваське на чердак. Домой заходить было тошно. Засыпала в душистой соломе в ту ночь с мыслями о том, что продержаться в постылом доме осталось всего пару лет, и дальше она будет официально вольна жить полностью самостоятельно.

4. Самый лучший в мире друг

В старших классах Васька оборудовал свой старый сарай под гараж-мастерскую.

— Не могу понять, что именно ты делаешь, но, похоже, у тебя просто волшебные руки, — повторяла Аня, помогая ему прибираться и раскладывать кучу всякой всячины на полки.

Древние транзисторы начинали звучать, лишь только Вася брал их в руки, громоздкий патефон кружил иголку, наполняя мелодией всё пространство, батарейки и аккумуляторы заряжались, постояв рядом с его ногой, двигатели оживали, лампочки светили, провода спаивались. Он лишь усмехался в быстро и неровно отраставшую щетину и по обычаю молчал на все хвалебные высказывания в свой адрес.

Аня, наконец, откопала мамину швейную машинку в отцовском гараже. Вынесла её открыто, не таясь, чтобы переселить в дом к Марь-Михалне. Не боялась, что мачеха попытается отобрать, но, если оставить дома, та могла бы испортить.

Отец стоял во дворе и курил. Девушка вышла из гаража. Остановилась, хотя он не преграждал ей путь. Посмотрела ему в глаза. Неловко опустила коробку на землю, раскрыла, откинула тряпку.

— Она моя. Разломаю, но не отдам.