Они направились вперед по грязной размытой дороге. Ноги увязали в грязи почти по щиколотку, но они не обращали на это внимания. Вивьен остановился напротив двери в один из домов. Окна его казались мертвыми, безжизненными провалами. Жизнь будто выветрилась отсюда еще раньше, чем из некоторых других домов Монмена. Вивьен толкнул дверь, и та оказалась не заперта.

В доме воздух был спертым и сырым. Было холодно.

– Смертью не пахнет, – тихо произнес Ренар, замечая, что уличный смрад сюда не добрался.

– Эту дверь не открывали уже несколько дней, – упавшим голосом пробормотал Вивьен. – Здесь уже несколько дней никого нет.

Он прошелся по двум комнатам дома и не обнаружил ни малейших признаков жизни.

«Возможно, они просто спешно покинули Монмен, узнав о приближении мора?» – с надеждой спрашивал себя Вивьен. – «Они ведь страшно этого боялись. Они могли так поступить».

Но он с содроганием понимал, что его родню ждала иная судьба. Когда-то давно в приступе злости на отца за его избиения Вивьен пожелал ему смерти. После он корил себя за это и истово молился за семью, пребывая в Сент-Уэне, но нечто внутри него было уверено: он проклял своего отца, и теперь никакими молитвами этого не вытравить. Вивьен ощущал, что глубоко внутри него сидело что-то очень злое, и в тот момент, когда в его разуме родилось проклятие, это чернильно-черное нечто получило силу. Получило разрешение действовать.

Ты можешь собой гордиться. Ты ведь сам это сделал. Это ты навлек на них чуму. Ты проклял их, когда они отдавали тебя в монастырь, и они поплатились за то, что сделали, – шептало оно, словно обретя голос.

– Нет… – выдохнул Вивьен вслух, невольно покачнувшись и ухватившись за спинку стула, попавшегося под руку. Ренар тут же оказался рядом с ним.

– Вив, нам лучше уйти отсюда, – снова попросил он. – Здесь никого нет, ты прав. Твои родные могли уйти до прихода чумы. Возможно, они спаслись.

– Ты и сам не веришь в то, что говоришь, – покачал головой Вивьен. – Я должен знать точно.

Ренар устало закатил глаза, но отговаривать друга не стал: если уж ему что-то стукнуло в голову, разубедить его в этом было невозможно.

Они двинулись дальше по дому, осматривая все вокруг и пытаясь отыскать хоть какие-то признаки недавнего пребывания здесь семьи Вивьена.

Ничего.

– Что дальше? – спросил Ренар, вновь оказавшись на пороге.

Вивьен рассеянно поводил глазами по деревне. Завидев одного из своих старых знакомых, он жестом попросил Ренара стоять на месте.

– Я сейчас, – сказал он, и голос его дрогнул. Вивьен почти бегом понесся по грязной дороге в сторону церкви и замер в двух десятках шагов от смердящей кучи тел. Это зрелище вблизи заставило его обомлеть: жуткие бубоны, покрывшие лица несчастных, вызвали в нем невольный приступ тошноты, с которым он с трудом сумел сладить, чтобы обратиться к истощенному молодому мужчине. Тот с потухшим взглядом шел к нему навстречу.

– Тьерри! – окликнул Вивьен.

Мужчина прищурился, словно пытаясь узнать представшего перед ним черноволосого юношу. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы сориентироваться.

– Ох… ты же… сын Грозного Робера, верно? Вивьен. – Имя он произнес с неуверенностью и легкой вопросительной интонацией. – Слышал, ты же в монахи подался.

Вивьен кивнул, стараясь дышать как можно реже. Смрад разложения здесь был просто невыносим.

– Да… да, я до сих пор в монастыре. В Сент-Уэне, недалеко отсюда. Отлучился, когда узнал о болезни. Тьерри, как давно здесь чума? Сколько человек погибло?

Взгляд мужчины потускнел еще сильнее.

– Большинство умерло. Чума здесь уже три недели. Моя Мари тоже померла. Два дня тому назад.

Вивьен сочувственно опустил голову.