Савва сразу начнет искать предателя, трясти и вынюхивать. И ведь натрясет, зараза. А еще с Саввы станется повязать своих клятвой: дескать, найдем гада и расстреляем. В смысле – устроим ему показательную Гибель. Чтобы никому другому в голову не пришло губить своих. Ирочка, представив эту душещипательную картинку, хохотала истерически. У Севастьяныча ведь в подчинении молоденькие девочки, лет по сто двадцать, зеленые совсем. Они Савве в рот заглядывают. Даже те, кто постарше, – Зинка-Княжна – родились уже после Темных времен. Они знать не знают, как именно их любезный Севастьяныч торговался с мирскими, по какой цене продавал жизнь своих же братьев и сестер, какую Гибель определил многим честным ведьмам, как своими руками… А так-то Севастьяныч у нас хороший, да. Как и положено тирану-победителю. В общем, из-за него, паршивца, Ирочке сейчас приходится бросать клиентуру, хорошие заказы, приличную квартиру и сматываться в этот клоповник на Беллинсгаузена.

Последний день старой жизни был суматошным. Ирочка с ночи паковала вещи. Все взять было невозможно, но она очень старалась: пусть Старый или его сыскной сморчок поверит, что она подалась далеко, в такие места, где даже забей-травы и квадратных корней не найдешь. Ирочка бы, может, и вправду бы улетела куда подальше, причем не своим ходом, а «боингом», так ведь таможня, леший бы ее побрал! То, что для обычной ведьмы – рабочий инструмент или редкий артефакт, для мирской службы безопасности – либо антиквариат, либо вообще колюще-режущие предметы! А сдавать в багаж цацки XV века дураков нет!

Телефоны – что городской, что мобильный – взрывались короткими очередями звонков: клиентура сулила гонорары, рыдала, умоляла и ругалась. Потом к заказчикам прибавилась Марфа, которой стало, наконец, чудиться что-то неприятное и плохое. Все, теперь к этой овце домой не сунешься, не заберешь незаметно то, что лежит у Марфушки на самом видном месте, притворяясь обычной мирской вещью. Одна надежда – Аня сумеет сберечь Ирочкино добро. Ну или зло, в зависимости от применения. Как бы ей еще объяснить про такое, не раскрывая сути вещей?

Чемодан послушно плыл рядом с ней по размякшему тротуару, вспарывая колесиками ледяную слякоть. Если не приглядываться, то и не поймешь, что Ирочка его не волочет, а придерживает, чтобы не вырвался из рук, не улетел. Грязная иномарка из недорогих сама ткнулась мордой в тротуар. Водитель согласился на крохотную цену, выбрался из-за руля и клацнул багажником:

– Давайте чемоданчик.

– Спасибо большое, я сама. – Из-за мелкого ведьмовства багаж весил не больше воздушного шарика. Если шофер возьмет чемодан – не поймет и перепугается. Глушить водителя равнодушием нельзя, это слишком серьезно. Хорошо, что вообще спохватилась, а то бы так и ехала, оставляя после себя легкий, но ощутимый след. Как пену за кормой.

Чемодан задрожал, потом рванулся вниз – так, словно падал на землю с двадцатого этажа, а не с пятисантиметровой высоты. Ирочка осторожно коснулась теплой пластмассы: погладила вещь, успокоила. Заодно попрощалась с ведьмовством. Может быть, и ненадолго:

– Хотя нет. Помогите, пожалуйста. Только осторожно, он очень тяжелый.

Квартирка была маленькой, какой-то явочной. Прежние владельцы по Ирочкиной просьбе не стали выбрасывать старую тахту. Зато все остальное увезли с собой. Даже дверные ручки из ванной и туалета, даже задвижки с форточек. Не говоря уже про крючки для полотенец. На чем тут вешаться?

В ничейном пространстве каждое движение отзывалось эхом, отталкивалось от лысых обоев. За стеной четко звучали пронзительные злые голоса. Ирочка подобрала хороших соседей: сперва присмотрела именно их, а уже потом квартиру.

– Дрянь, гадина такая! Ты же мне никто, поняла? Ты вообще никто и ничего не стоишь! Вот только посмей мне еще раз возразить, поняла?

– Ты сама никто!