1.

Когда пройдет достаточно времени, чтобы снова хотеть просыпаться утром? Каждый новый день означает, что я живу дальше. Без смысла, без цели, без неё. Как сторонний зритель, просто смотрю на мир, который для меня превратился в сплошной сюр. Умылся, не глядя в зеркало, зубы почистил, раковину протер. Она не любила следы пасты. Сигарета натощак. Ругала за это. Открыл холодильник, осмотрел содержимое. Нет, ничего не хочу. Закрыл, выпил стакан воды. Одежда лежит хаотичной горой на стуле. Достал более-менее приличную футболку, джинсы, снял с батареи носки. Кроссовки, джинсовая куртка, ключи от машины, пачка сигарет в кармане с телефоном, запираю дверь, сбегаю по ступенькам вниз.

На улице июльский зной. Соседки-пенсионерки на лавочке уже собрались. Киваю им. Она всегда говорила быть вежливым с ними. Здороваются в ответ, замолчав. Знаю, уеду и будут обсуждать, сокрушаться, языками цокать. Мне уже ничего не говорят, я избегаю этой темы.

Сажусь в черную мазду. Так и не меняю машину. Даже брелок с дурацким стеклянным красным сердечком. Включаю радио, чтобы заткнуть мозг и мысли. Вождение помогает на время. Сосредотачиваешься на дороге и для других мыслей места в голове нет. Встал на светофоре, стучу пальцами по рулю в такт музыке. Пешеходы нестройными группками переходят по зебре. Вижу длинные черные волосы, стройную фигурку в голубых джинсах. Голову вытягиваю, пытаюсь лицо рассмотреть. Придурок, это не может быть она. А сердце предательски щемит всё равно, хочется из машины выбежать и догнать, убедиться. Гудок сзади, смотрю на светофор, уже переключившийся на зеленый и нажимаю на газ.

Приехал на объект, хозяин дома уже ждет, руки пожали, вошли. Ребята уже трудятся, межкомнатные перегородки закладывают. Пыль, шум, наверху перфоратор работает. Отпустил их на перекур, в тишине прошлись по помещению, уточнили вопросы с коммуникациями, смету проверили, показал материалы закупленные. Всем доволен, руку мне опять пожал и уехал.

Не могу ничего не делать, мне нужно чем-то заниматься, отвлекаться. Достал из багажника сменную одежду, пришел помогать. Работа руками тоже успокаивает. На перерыв сходили в маленькую кафешку поблизости, съел маленькую миску солянки и порцию оливье. Оплатил счет за бригаду, вернулись за работу. Все уже разошлись, а я продолжаю. Мокрый весь, руки трясутся, а я как помешанный. Злиться начинаю, что торчу тут, но остановиться не могу. Напоролся рукой на гвоздь, вошел прямо в мясо под большим пальцем. Рана в пыли строительной, кровь течет. Громко обматерил себя и гвоздь, дошел до машины, достал аптечку, хлоргексидином промыл навесу руку, забинтовал, переоделся. Пора.

Сел за руль. Темно уже. Остановился у цветочного, купил букет белых роз. Приехал к ней, цветы положил рядом. Смотрит на меня безмолвно. На корточки сел, по губам провел пальцем. Холодный гранит с фото не может поговорить или дотронуться в ответ.

-Три года. Ты могла бы пожить еще. Куда торопилась? – спрашиваю её, не ожидая ответа.

Уже лежат цветы от её родителей. Наверное, думают, что я мудак, забыл, не пришел.

-Больше не могу с ними общаться. Не хочу снова и снова слушать о тебе. – объясняю ей.

Всё молчит, улыбается. Почему улыбается? Ей ведь было не до улыбок, не до смеха. Это неправильно, это - ложь. Бесит. Поднимаюсь, закуриваю.

-Знаю, ты бы простила меня, но…я себя не прощу…Ну, прощай, Домовёнок. – впитываю в себя её лицо напоследок, ухожу.

Иду мимо крестов и плит, стараюсь не смотреть на лица и даты. Сажусь в машину, оставляю дверь открытой, откидываю сидение, закрываю глаза, пуская дым в потолок.

-почему тебя каждый раз надо отпрашивать? Сама на улицу выйти не хочешь? – встречаю её, выходящую из подъезда.

Машет своей маме, следящей с балкона в домашнем халате. Гордо вздергивает нос.

-нет, не хочу. – идет мимо меня гордая, коса как-то заумно заплетена по голове.

Догоняю, шагая рядом.