Как бы то ни было, Рис не обижал нас с Чарли, а когда он в восемнадцать записался в морскую пехоту, я впала в отчаяние, потому что успела убедить себя, что мы поженимся и нарожаем кучу детишек. В разлуке с ним я тосковала. Мне не забыть тот день, когда мама позвонила мне и сказала, что его ранили на войне. Сердце замерло у меня в груди, а страх рассеялся еще не скоро, хотя нас и заверили, что с Рисом все будет в порядке. Когда он наконец вернулся домой, я была уже достаточно взрослой, чтобы больше не казаться ему малолеткой, и мы подружились. Это была хорошая, крепкая дружба. Я поддерживала его в самые тяжелые моменты жизни. В те ужасные ночи, когда он напивался до бессознательного состояния или становился таким угрюмым, что напоминал запертого в клетке льва, готового откусить руку любому, кто отважится к нему потянуться. Любому, но только не мне. А потом настала ночь, когда он переборщил с виски и все пошло прахом.

Я много лет была в него влюблена и всегда считала, что он для меня недостижим. Неважно, что произошло между нами той ночью, я все равно понимала, что моим ему не быть.

Раздраженная собственными мыслями, я с трудом сдержала желание запустить в него сумкой.

– Почему мы вообще заговорили о моей душе?

Он пожал плечами.

– Ты сама о ней заговорила.

Я хотела было возразить, но он был прав: о собственной душе я заговорила сама, и это показалось мне немного странным. Лоб покрылся испариной.

– Зачем ты здесь?

Всего два шага – и его длинные ноги уже преодолели расстояние между нами. Поджав пальцы ног в сандалиях, я взяла всю волю в кулак, чтобы не развернуться и не броситься прочь. Рис был высок, под метр девяносто, а я могла по праву считаться лилипуткой. Его размеры немного пугали меня, но это лишь добавляло ему сексуальности.

– Приехал из-за Генри Уильямса.

В мгновение ока я забыла всю нашу сложную историю и состояние моей души и с недоумением уставилась на Риса.

– Что?

– Рокси, он вышел из тюрьмы.

Я вся покрылась капельками пота.

– Я… знаю. Он уже пару месяцев на свободе. Я следила за слушаниями об условном освобождении, но…

– Знаю, – тихо, но с нажимом сказал Рис, и у меня внутри все оборвалось. – Ты не пришла на последнее заседание, когда его освободили.

Он ни о чем меня не спрашивал, но я все равно покачала головой. Я была на предпоследнем заседании, хоть и не выносила Генри Уильямса. Ходили слухи, что его отпустят на следующем заседании, как в итоге и произошло. Поговаривали, будто в тюрьме Генри обрел Бога. Что ж, ему же лучше.

Но это не меняло того, что он сделал.

Рис снял темные очки и взглянул на меня своими бесконечно синими глазами.

– Я был на заседании.

Я пораженно попятилась, раскрыв рот, но слова ко мне не приходили. Я этого не знала. Мне и в голову не приходило, что он пойдет на слушание. Зачем ему было туда идти?

Он смотрел мне прямо в глаза.

– На заседании он попросил…

– Нет, – отрезала я. – Я знаю, чего он хотел. Я слышала, что он хотел сделать, если выйдет, но нет. Миллион раз нет. Нет. Суд все равно не может дать такого разрешения.

Лицо Риса смягчилось, в его взгляде появился намек на жалость.

– Я знаю, милая, но ты ведь понимаешь, что тоже не можешь никак на это повлиять. – Он сделал паузу. – Рокси, он хочет загладить вину.

Я сжала свободную руку в кулак, чувствуя, как внутри нарастает беспокойство.

– Ему не загладить свою вину.

– Согласен.

Смотря на него, я никак не могла понять, к чему он клонит, но тут вдруг земля покачнулась у меня под ногами.

– Нет, – прошептала я, когда внутри у меня все похолодело. – Только не говори, что родители Чарли дали ему разрешение. Только не это.

Рис на мгновение стиснул зубы.

– Я бы хотел сказать, что это не так, но не могу. Они дали разрешение сегодня утром. Я услышал об этом от его инспектора.