Однако немало и таких людей, которые живут, ничего не зная о своем духовном потенциале, ибо им не доводилось непосредственно переживать ничего подобного, или же они усиленно пытаются отрицать эту часть себя. Наши попытки отрицать или подавлять импульсы, обращающие нас к нашему истинному потенциалу, часто происходят от того, что позволение нашей божественной природе выражать себя подразумевает изменение, происходящее вместе с духовным ростом и расширением сознания. Мы чувствуем, что, меняясь, мы можем ослабить контроль над нами привычных и устоявшихся систем убеждений. Даже если мы не особенно счастливы, мы, по крайней мере, можем полагаться на воспринимаемую нами реальность, которая для нас надежна.

Если мы вдруг почувствуем побуждение по-новому взглянуть на себя и на свою жизнь, нам, возможно, также придется столкнуться с новыми и трудными сторонами своей психики. Многих из нас пугает изменение самоопределения и переживание того, что находится вокруг нас и внутри нас, – ведь ступить на неисследованную территорию всегда страшно! – и поэтому мы создаем для себя ограниченное и зачастую жесткое мировоззрение и защищаем его любой ценой. Но сама природа нашей жизни призывает нас отказаться от того, кем, по нашему мнению, мы являемся, и позволить себе перенестись в неизвестное.

Наше стремление к божественному выражено в религиозной поэзии мистиков многих традиций. Яркость образов и настойчивость тона отражают страстную природу духовной жажды. Мирабай, индийская святая, обращается к Господу Вселенной: «Мое тело болит, мое дыхание горит. Приди и потуши пожар разделения. Я провела ночь, бродя вокруг в слезах». Христианский теолог Августин в «Исповедях» пишет: «Ты побуждаешь нас наслаждаться воздаянием хвалы Тебе; ибо Ты сотворил нас для Себя, и не упокоятся наши сердца, пока не найдут покой в Тебе».

Кабир, индийский духовный учитель и поэт пятнадцатого века, говорит: «Ни внутри, ни снаружи я не найду покоя. Невеста [ищущий] желает своего возлюбленного [Бога] столь же страстно, как жаждущий желает воды». Псалом 41:2,3 гласит: «Как лань страстно стремится к источникам вод, так стремится душа моя к тебе, Боже! Моя душа жаждет Бога живого». Томас Мертон, монах римской католической церкви и поэт конца двенадцатого века, пишет о «живой воде духа, которой мы жаждем испить, подобно раненому оленю, жаждущему найти реку в пустыне».

Разумеется, я здесь никоим образом не имею в виду, что все авторы этих строк, отличающиеся необычайной одухотворенностью, были своего рода «наркоманами». Они понимали и воспринимали свое стремление как духовное. Однако я убеждена, что эта неистовая жажда целостности, а также беспокойство, связанное с ней, являются импульсом, лежащим в основе зависимостей. Это глубокое стремление выходит за пределы психологического желания, реально испытываемого людьми, попавшимися на крючок наркомании или алкоголизма. Наше врожденное стремление заново открыть в себе духовную природу часто является бессознательной движущей силой, которую многие из нас чувствуют на протяжении всей жизни.

Пока мы не признаем присутствия этой живой силы и не дадим ей возможности проявляться, нас будет беспокоить затаенная неудовлетворенность жизнью. Для описания этой силы стремления к Богу многие поэты использовали в качестве метафоры жажду и голод. Жажда, голод и побуждение познать свое подлинное «Я» являются нашими неотъемлемыми внутренними влечениями. Точно так же, как мы для поддержания здоровья отвечаем на жажду и голод, испытываемые нашим телом, мы должны отвечать на внутреннюю жажду, утолив которую мы обретаем духовное равновесие и связь с нашим неограниченным потенциалом.