— А как же твой…

— Черт, сколько времени уже, мне пора бежать, — Уинни посмотрела на тоненькие серебряные часы на запястье.

— А куда тебе? — спросила Фрэнси.

Уинни надела большие темные очки и хлопковую шляпу с широкими полями, которые отбрасывали тень на лицо и плечи:

— Куча дел, сама понимаешь. До скорого.

Остальные сидели и смотрели, как Уинни идет по газону и поднимается в гору. У нее были распущенные черные волосы до плеч, подол розового платья развевался.

Когда Уинни исчезла из виду, Фрэнси вздохнула:

— Я ей сочувствую.

Нэлл рассмеялась:

— Кому, Уинни? Почему это, слишком красивая? Или стой, может, слишком худая?

— Она растит ребенка одна.

Колетт проглотила вино:

— Правда? Откуда ты знаешь?

— Она мне сама рассказала.

— Ничего себе, а когда?

— Пару дней назад. Я зашла в «Спот» съесть скон и передохнуть от жары. Пока я стояла в очереди, Уилл закатил истерику. Мне было дико неудобно. Тут как раз пришла Уинни. Мидас спал в коляске, она взяла Уилла на руки. Стоило ей поднести его к груди, как он тут же успокоился.

— Я так и знала, у нее волшебные сиськи. Даже на меня иногда действовало: бывало, посмотрю на них, и сразу как-то спокойней, — прищурилась Нэлл.

— Мы потом немножко поболтали, было очень мило. Она такая скрытная, согласитесь? Но она мне рассказала, что у нее никого нет.

— Просто так ни с того ни с сего рассказала? — спросила Нэлл.

— Ну да, вроде того.

— А кто отец?

— Я не спрашивала. Я заметила, что она без кольца, но не хотела приставать с вопросами. Это было бы как-то нетактично, — Фрэнси задумалась. — А еще она сказала, что я прекрасно справляюсь с Уиллом, мне было очень приятно. Мы слишком редко говорим друг другу такие вещи. С Уиллом иногда так тяжело. — Фрэнси разломала кренделек пополам. — Мне все время кажется, что я все делаю неправильно. Приятно, когда кто-то говорит, что это, может быть, и не так.

— Фрэнси, не говори глупостей. С Уиллом все прекрасно. У тебя все отлично получается. Мы все в такой же ситуации, как ты, — сказала Колетт.

— Странно, что мы не знали, что Уинни одна, правда? — сказала Юко.

— Да нет, не странно, — Нэлл поставила стакан с вином, опустила ворот растянутой футболки. Она поднесла свою дочь дочку Беатрис к груди и принялась кормить ее. — Мы говорим только о том, что имеет отношение к детям.

— Ну, наличие мужа в некотором роде имеет отношение к детям. Вы только представьте, каково это, растить ребенка одной. Ей, наверное, очень одиноко, — сказала Фрэнси.

— Я бы точно не смогла. Если бы Чарли не вставал иногда ночью к ребенку и не покупал подгузники, я бы точно рехнулась, — сказала Колетт.

— Я бы тоже, но… — Скарлет умолкла на полуслове.

— Но что? — спросила Колетт.

— Да нет, ничего.

— Скарлет, что «но»? Что ты собиралась сказать? — Фрэнси внимательно посмотрела на нее.

Скарлет замолчала на несколько секунд, а потом сказала:

— Ладно, хорошо. Я за нее волнуюсь, мне кажется, там не все так просто.

— В смысле?

— Я не хочу выдавать ее секреты. Но мы не раз вместе гуляли. Мы живем рядом и, как оказалось, гуляем с коляской по одному и тому же маршруту. Я бы не стала рассказывать, но мне очень нужно поделиться. У нее депрессия.

— Она сама тебе рассказала? — спросила Колетт.

— Она только намекнула. Ей очень тяжело, а о помощи попросить некого. Она рассказала, что у Мидаса жуткие колики. Он иногда рыдает часами.

— Колики? — недоверчиво переспросила Фрэнси. — Вот у Уилла колики. А Мидас, вроде, такой спокойный.

— У моей подруги из Лондона был диагноз послеродовая депрессия. Ей было стыдно хоть кому-то признаться, какие мысли приходят ей в голову. А потом муж заставил ее пойти к врачу, — сказала Нэлл.

— Не знаю, по-моему, непохоже, что у Уинни депрессия. Может, это просто послеродовая хандра? С кем не бывает.