Я прошел в следующий кабинет и увидел Чико — он на шаг опередил Элис, его «Нескафе» почти растворился. Чико, похоже, всегда радовался мне. Он закончил одну из тех очень хороших школ, где знакомишься с ребятами, имеющими влиятельных дядюшек. Полагаю, именно так он попал в конную гвардию, а теперь и в УООК(П). Должно быть, ему казалось, что он снова в школе. Грива его длинных гладких волос желтого цвета тяжелой волной свисала с головы, как блин во вторник на Масленой неделе. Росту в нем в его аргайлских носках было 5 футов 11 дюймов, и он усвоил раздражающую манеру стоять в своих ботинках ручной работы, высоко заложив большие пальцы рук за красные подтяжки и покачиваясь. Он обладал преимуществом в виде хороших мозгов, но семья его была так богата, что Чико мог ими не пользоваться.

Пройдя насквозь Сыскное бюро Долби, я спустился по задней лестнице. Все это здание принадлежало УООК(П), хотя все конторы на всех этажах имели собственное «прикрытие» для нашего удобства. Каждое утро в 9.40 я сидел в маленькой обветшалой аппаратной «Акме филмз».

Приторный запах киноклея и теплого целлулоида был настолько силен, что я думал, его здесь распрыскивают. Словно в английском фильме категории «Б», я бросал свой плащ изнанкой наружу на стопку жестяных коробок с кинопленкой и садился на стул с откидным сиденьем. Как всегда, это было сиденье номер двадцать два, с разболтанной задвижкой, и всегда к этому времени мне уже совсем не хотелось двигаться.

Включался с ужасным визгом реостат. Освещение в комнате устало тускнело, и маленький проектор с клацаньем оживал. Ослепительно белый прямоугольник швырял мне в глаза абстракцию мелькающих царапин, затем темнел, приобретая цвет делового костюма из серой фланели.

Появлялось название фильма из грубых наклеенных букв: «Сойка. Лидс. Участок три». («Участок три» было разрешением, на основании которого шли съемки.) Картина начиналась. Сойка шел в толпе по тротуару. Усы у него были гигантскими, но необычайно ухоженными. Так же тщательно он совершал любое дело. Сойка хромал, но это никак не сказывалось на его продвижении сквозь толпу. Камера заколебалась, а потом быстро повернулась в сторону. Фургон, из которого скрытно вели съемку, вынужден был обогнать Сойку из-за скорости потока транспорта. Экран вспыхнул белизной, и пошел следующий короткий сюжет, тоже озаглавленный. В отдельных сюжетах Джей появлялся с приятелем, носившим кодовое имя «Городская ласточка». Это был красивый мужчина шести футов ростом в добротном пальто из верблюжьей шерсти, с вьющимися, блестящими волосами, но слишком идеальной сединой на висках. Золотые кольца едва ли не на всех пальцах, золотой браслет часов и сияющая золотом улыбка. Неперевариваемая улыбка — он никогда не мог ее проглотить.

Чико приводил проектор в действие, высунув от усердия язык. Периодически он вставлял в программу один из снятых на Чаринг-Кросс-роуд бодрящих сюжетов, в которых фигурировали проститутки. Идею эту предложил Долби, чтобы его «студенты» не дремали во время просмотров.

Долби исповедовал теорию «Знай своих врагов». Он считал, что если все его люди наглядно представят себе мерзости шпионского дела, им будет легче предугадывать мысли противника. «Монтгомери победил при Аламейне, потому что над кроватью у него висела фотография Роммеля». Я вовсе не уверен в этом, но Долби неустанно повторял эту фразу. (Сам я во многом отношу это за счет дополнительных 600 танков.)