Но меня некому было подвезти. Мориса, шофера клана Стражей, мастера на все руки и отличного во всех отношениях парня, отстранили от поездок со мной после того случая на дороге, когда за нами гнался одержимый водитель. И мне не хотелось будить ни Зейна, ни Николая – чистокровные Стражи обычно крепко спали днем, заключенные в свои непробиваемые оболочки. А Стейси и вовсе не тянуло домой, где ей пришлось бы сидеть с маленьким братом. Так что мы остались в школьном кафе.

Но ни мне, ни Стейси не шел кусок в горло.

– Я получила глубокую травму, – тяжело вздохнув, сказала она. – Серьезно.

– Да будет тебе, парень вроде оклемался, – ответил Сэм, уплетая пиццу. Его очки в тонкой металлической оправе сползли на кончик носа. Пряди волнистых каштановых волос упали на лоб. Душа, в которой смешались желтые и голубые оттенки, мерцала и вибрировала точно так же, как и все другие сегодня утром, словно играла со мной в прятки. – Я слышал, его реанимировали в карете «Скорой».

– И все равно это ничего не меняет. Человека с такой силой ударили в лицо, что он умер прямо на наших глазах, – не унималась она. – Или ты чего-то не понимаешь?

Сэм проглотил кусок пиццы.

– С чего ты взяла, что он умер? Даже если какой-то офицер полиции заявляет, что человек не дышит, это еще ничего не значит. – Он покосился на мою тарелку. – Ты есть будешь?

Я покачала головой, совершенно сбитая с толку.

– Это все твое. – Приятель, стрельнув в меня взглядом, тут же вцепился в кусок пиццы с кубиками пеперони[4]. – Ты в порядке? – спросила я.

Не отвлекаясь от пиццы, он кивнул:

– Извини. Я знаю, что выгляжу толстокожим.

– Неужели? – сухо пробормотала Стейси.

Я почувствовала тупую боль в глазницах и потянулась за газировкой. Надо взбодриться кофеином. И неплохо бы разобраться, что, черт возьми, сегодня творится с аурами. Цветное свечение, окружавшее человека, выдавало его сущность: белым были окрашены самые чистые души, пастельные тона – они встречались чаще всего – обычно не вызывали подозрений, но, чем темнее становились цвета, тем более сомнительной казалась душа. И если человека не окружало сияние, это означало, что души у него нет.

Иначе говоря, это демон.

В последнее время я забросила свое занятие – ставить метки на бездушных и про́клятых. Этот особый дар тоже передался мне по наследству. Мое прикосновение к демону оставляет сияющий след на его теле, и Стражи без труда могут распознать его в толпе.

Впрочем, с Верховными демонами этот номер не проходит. Ни в коем случае.

Я прекратила ставить метки вовсе не потому, что мне это запретили после того, что случилось с Паймоном. Той ночью, в спортзале, Эббот разрешил мне снова вернуться к обычной жизни, но мне самой казалось неправильным охотиться на демонов, тем более теперь, когда я знала, что многие из них вполне безобидны. Раньше я помечала Притворщиков, поскольку они опасны и имеют привычку кусать людей, избегая преследовать демонов.

По правде говоря, избавиться от этой привычки мне помог Рот.

– Просто эти придурки достали Дина, – продолжил Сэм, прикончив пиццу в мгновение ока. – А человек может вспылить, это обычное дело.

– Ты считаешь нормальным, когда кулаки становятся смертельным оружием? – возразила Стейси.

Я отвлеклась на щебет мобильника и, нагнувшись, достала его из сумки. Уголки моих губ невольно поползли вверх, когда я увидела, что это сообщение от Зейна, хотя боль в глазах неумолимо усиливалась.

Ник заедет за тобой. Встретимся в тренажерном зале дома.

Вау, тренировка. В животе затрепетало, как бывало всякий раз, когда мне предстояло тренироваться с Зейном. Отрабатывая приемы самообороны, он потел и непременно скидывал рубашку. И, что уж греха таить, как бы я ни оплакивала в душе потерю Рота, перспектива увидеть Зейна с обнаженным торсом волновала меня несказанно.