— Вовсе нет. С нужной технологией мы сможем построить безопасный, развитый город. У нас будет работа, будут цели, мы перестанем думать только о выживании. А если это возможно и здесь, то зачем нам возвращаться на Землю или лететь куда-то еще? Мы дома!

— Эта гнилая дыра не может быть нашим домом!

— Арахна — не лучший из миров, но какой лучший? Где нет недостатков? Это жестокий мир — но это же и прекрасный мир, щедрый, наивно неизученный нами. Покинув Арахну, кем мы станем? Кем мы вообще можем стать? Вечными беженцами, нигде по-настоящему не нужными? Мы сведем к нулю ту жертву, которую принесло для нас первое поколение, когда выжило в катастрофе и основало здесь поселение! До сих пор мы только и делали, что брали. Но мы можем начать создавать, чтобы наши дети росли хозяевами, а не гостями. Наша судьба сложилась так, что мы появились на свет именно здесь. Мы не выбирали, и это мы не можем изменить — зато мы можем изменить все остальное. И я предлагаю сделать это, просто взять и сделать, а не уповать на чью-то помощь, теряя при этом жизни. Мы наладим союз с чужими — мы уже это сделали! Мы примем их помощь, но не будем от них зависеть, потому что Арахна все равно принадлежит нам.

Он умел подобрать слова, но солдаты верили ему не только поэтому. Они уважали его, они восхищались им, и это было уважение, которое порождается годами работы, а не парой-тройкой удачных решений.

Они уже не готовы были драться, и Рене заметила это. Они рискнула — и проиграла, теперь уже наивно было предполагать, что ее слова примут в совет.

Поддавшись отчаянию, она сделала глупость, на которую вряд ли пошла бы в иных обстоятельствах: она бросилась на Номада. Она уже сражалась с Лукией и знала, что не навредит ей, поэтому только на него и могла направить свой гнев.

Это было нелепым решением, и Лукия могла бы перехватить ее, если бы хотела. Однако она позволила Рене атаковать, отдавая всю власть над ее судьбой в руки Номада.

Он не был кровожаден — но он был потомком капитанов, воинов, которые управляли «Хеленой» с самого начала пути, поэтому он не собирался поддаваться ни жалости, ни сентиментальности.

Рене ударила его, она хотела проткнуть его ножом, который забрала у одного из солдат. Однако Номад без тени колебаний перехватил ее за запястье и вывернул ее руку так, чтобы она напоролась животом на свое же лезвие.

Рене, потрясенная, еще не верящая, перевела взгляд на рану и начала медленно оседать на пол. Номад поддержал ее, не давая упасть, помог опуститься на металл. Ноэль хотела броситься к ним, однако Лукия жестом запретила ей это делать.

Да, Рене можно было спасти. Но иногда правильный поступок и необходимый поступок — это не одно и то же.

Так должно было случиться. Арахну действительно ожидала новая эпоха, поселению нужен был один сильный лидер, а не совет, плетущий интриги. Номад должен был показать, что он способен стать таким лидером — достаточно жестким, чтобы убить, и достаточно мягким, чтобы остаться со своей жертвой, провожая ее в иной мир.

Лукия сочувствующе кивнула ему, признавая его победу, и посмотрела на солдат.

— Вы все еще хотите драться со мной? Нет? Вот и славно. Тогда наш спор я считаю решенным, а наш союз — заключенным.

***

Было странно стоять вот так перед ними и делать вид, что ничего не случилось и все они друзья. Альда знала, что это сейчас обязаны делать все. Но ее спутникам эта задача давалась проще, потому что они не могли улавливать мысли и чувства окружающих. А она все знала…

В их общении больше не было легкости, потому что не было иллюзии близкого спасения. Поселенцы знали, что их не заберут отсюда, им и дальше будет трудно, и неизвестно, скольким удастся выжить, дождаться момента, когда появится безопасный город. Это наполняло их сердца горечью и обидой.