От автора

Эта книга вызвала весьма противоречивые отклики. Тем не менее я хотела бы выразить самую искреннюю признательность всем людям, помогавшим мне.

В изучении климатологии, метеорологии, арктической лесной флоры и фауны мне помогали и предоставляли важную научную информацию Хамиш Мак-Гоуан и Герд Даундхейт из Квинслендского университета в Брисбене; Джон Волдер с метеорологической станции «Ян Майен»; Фиона Грей и Роб Тоипсон из Бюро метеорологии; Катерин Хауэлл, Линн Грин и Дейвид Уилсон.

На многочисленные вопросы, связанные с древнескандинавским языком и литературой, а также с современным норвежским языком и историей Норвегии, мне отвечали Мартин Дувела, Карин Гисласон, Стефани Вюрт, Видар Скриндо и Хане Гренсунн.

В создании образа острова, дизайна офисного здания и метеорологической станции в целом, в описании всех кораблей мне помогал и щедро делился мореходными знаниями мой брат Иан Уилкинз.

Я благодарю также Луизу Кьюсак, Трейси Хардинг, Кейт Форсайт, Пола Брандона, Дру Уайтхед, Селву Антонию, Фей Бут, Стефанию Смит и Джо Флетчера.

Моя семья — мама, Мирко, Луиза — всегда оказывает мне поддержку.

Еще раз говорю спасибо всем за терпение и понимание.

Ким Уилкинз

Часть первая

Мужей не суди за то, что может с каждым свершиться; нередко бывает мудрец безрассудным от сильной страсти.

Речи Высокого. Старшая Эдда (Пер. с древнеисландского А. Корсуна)

Пролог

[Асгард[1]]

Она вернулась, и Видар знал об этом еще до того, как открыл глаза. Сон рассеялся, и утренний холод коснулся его носа и щек. По телу побежали мурашки. Халдиза была рядом — родившись во второй раз. Смерть прошла через их жизни, и все перестало существовать. Но Видару было дано обещание: Хала родится заново. Все, что он должен был делать, — это ждать.

Целая вечность ожидания.

А потом наступило это утро.

Он встал, надел тунику, резко открыл дверь и вышел. Крутой склон Старой Долины, тянувшийся на северо-восток, скрывал широко раскинувшийся Сьяфьорд. Туман висел низко над долиной, и трава была припорошена замерзшим снегом, будто устлана драгоценными камнями. Ни души. Никто не видит его, и никто потом не сможет доложить отцу: «Я видел Видара, как он шел к фьорду и нес с собой руны». В воде будет холодно, но мысль о Хале заставляла быстрее бежать кровь в его жилах.

Он вошел по пояс, перебрался на мелководье и остановился — ледяная вода тугим кольцом сжала его ребра. Он скрестил на груди руки. Нельзя ни пошевелиться, ни вздохнуть. Он боялся, что бешено колотящееся сердце заставит слабые волны биться с ним в унисон. Но вскоре поверхность воды сделалась совсем неподвижной.

Видар поднял руку. Аккуратным движением он сделал на воде круг. Подождав, оглянулся, а потом положил в крут четыре руны. Его дыхание превратилось в кристаллики на утреннем воздухе, когда он произнес ее имя: «Халдиза».

Сначала он видел только свое собственное отражение: темные волосы, темные глаза, — и бледное небо за своей спиной. Но затем в воде появилось очертание еще одного лица, и он моментально узнал ее. Волосы белые как снег, в глазах смятение. Не отрывая взгляда от ее лица, он бросил еще одну руну и прошептал:

— Где ты?

Опасно, крайне опасно. Его сердце стало холоднее, чем вода во фьорде. Остров Одина. Он посмотрел на восток, туда, где на расстоянии нескольких миль за туманными холмами скрывалась серебряная крыша дома его отца и тянулись деревья, которые Видар посадил между своим домом и отцовскими владениями. Воспоминания нахлынули на него: кровь, огонь и беспомощные пронзительные крики умирающих.

— Это никакая не любовь, Видар, — сказал отец, — это всего лишь судьба.

— Видар!