Потом поварята взяли в руки чаши – несомненно, в них тоже было вино. Поварам было чему удивляться – впервые за все время начальство не подгоняло их за работой, а разрешило не только сделать перерыв, но и продегустировать – в открытую – вина из герцогского подвала. Камердинер с раздражением вслушивался в возгласы, которые позволяли себе парни. Боже, какие вольности они осмеливались болтать. А шеф-повар словно и не слышит. Как можно пить в такой зной? – организм вообще не сможет противостоять опьянению, а рабочий день далеко не завершился. И тут же выругал себя уже в который раз – сегодня же необычный день. И потом, какое ему дело до пьянки поваров – случись что не так, отвечать-то будет шеф-повар.

Однако не только он, но и главный повар замка – звали его Свелтер – следил за обстановкой. У шеф-повара и камердинера герцога была давняя неприязнь, а потому, завидев Флея краем глаза, повар, знавший чистоплюйство недруга, принялся подзадоривать подчиненных: «Пей до дна! Ух! Такой день! Гуляем, братцы!». И Свелтер радостно расхохотался, представляя, что делается теперь в душе «жалкого подхалима», – именно так именовал он про себя Флея.

Но вообще-то камердинер герцога пришел на кухню не просто ради праздного любопытства. Он должен был лишний раз показать бездельникам с поварешками, что даже в такие дни он, как приближенное к господам лицо, не позволит работать спустя рукава. Пусть знают порядок.

Сам Свелтер давно уже заприметил камердинера – заприметил, но виду не подал. И потому теперь нарочито громко хохотал и обращался с подчиненными подчеркнуто панибратски – так как знал, что именно такая манера поведения для Флея – как острый нож в сердце.

Падавшие из высоких стрельчатых окон лучи света умудрялись каким-то образом разрезать клубы пара и дыма, стоявшего на кухне столбом. Флей ехидно отметил, что главный повар одет в поношенный халат, да к тому же нестиранный. Ну, совсем разболтался.

И тут луч света, только-только проникший в окно, особо ярко осветил стол, за которым происходило все это безобразие. Пролитое на столешнице красное вино казалось кровью. Потом солнце исчезло, но через несколько минут появилось снова.

Из задумчивости Флея вывели звуки перебранки сразу нескольких кухарок, причем с их губ слетали такие ругательства, что даже камердинер, видавший виды, поразился. Нет, решил он про себя – уж лучше быть в обществе Ротткодда. Пусть тот невыразимо скучен, замкнут – но зато признает какой-никакой порядок. Но коли он пришел сюда, нужно выполнить до конца свою миссию. И, встав у массивной колонны, где его трудно было заметить в этом чаду, Флей наблюдал, как шеф-повар поднялся и, шатаясь, приподнял руку, требуя от юных собутыльников тишины. И он заговорил – в его голосе не было обычной строгости. Возможно, отчасти благодаря не только знаменательному событию, но и из-за вина. Свелтер говорил отрывисто, то и дело икая.

– С-слушайте вс-с-се, – от избытка нахлынувших чувств повар рванул халат на груди, и пуговицы брызнули во все стороны, причем одна поразила сидящего на стене таракана. – Слушайте внимательно. Я говорю. Кто не слышит, пусть подойдет ближе. Все, все ближе. Малыши, давайте, давайте, мои хорошие.

Поварята, и сами нетвердо стоявшие на ногах, тем не менее не потеряли контроль над собой – они послушно двинулись вперед на несколько шагов, чтобы не разжигать в начальнике гнева.

– Вот так, мои хорошие, – вещал Свелтер, неестественно вращая глазами. – Ведь мы одна большая семья... Верно я говорю? На кухню всегда отбирались самые достойные...

После чего главный повар замка засунул руку в один из своих бездонных карманов и извлек непочатую бутылку вина. Удивительно ловко вытянув зубами длинную пробку, Свелтер поднес горлышко бутылки к губам и принялся жадно пить. Бутылка ходуном ходила в его руках, вино лилось по подбородку, капало на халат.

Поварята радостно кричали:

– Пей до дна, до дна!