— Ты опоздала, девочка, — строго сказала она, смерив падчерицу пристальным взглядом.

— Нет. Отец ведь еще не пришел.

— Дерзишь? — женщина облизнула губы. — Спина уже успела зажить? — мачеха усмехнулась и провела ладонью по волосам, собранным в высокую традиционную прическу. — В любом случае, он — мужчина и имеет право задерживаться, а ты должна всегда приходить раньше своего господина.

«Ну, конечно-конечно, змеюка. Ты так действительно думаешь», — фыркнула Наоми и села напротив. Но вслух она сказала совсем другое:

— У меня нет господина, и никогда не будет.

— Не смеши меня, девочка, — мерзко улыбаясь, произнесла мачеха. — Отец — твой господин сейчас, а муж будет им после свадьбы.

Наоми промолчала, крепко прикусив язык. Сил спорить с мачехой у нее не было, да и не хотелось тешить ее самолюбие. Поэтому она лишь склонила на бок голову и нацепила на губы привычную милую улыбочку, выручавшую ее на каждом семейном сборище. Однако ее глаза по-прежнему смотрели жестко и прямо, с едва уловимым насмешливым прищуром.

— И вскоре тебе представится возможность проверить мои слова на практике, — многообещающе пообещала мачеха и замолчала.

«Что она имеет в виду? Какая возможность? Что они задумали с отцом?» — лихорадочно соображала Наоми, пытаясь сохранить на лице невозмутимое и беспристрастное выражение.

Она покосилась на мачеху: та смотрела перед собой отсутствующим взглядом, и многочисленные заколки в ее прическе блестели под светом множества масляных ламп, которые слуги зажгли для ужина.

«Что, девчонка, навела я тебя на мысль? — про себя глумилась над падчерицей Хеби*, разглядывая ничего не выражающим взглядом поверхность стола. — Слава Богам, недолго тебя нам терпеть осталось. Скоро уйдешь, наконец, из семьи, и тогда можно будет задуматься о судьбе моей Ханами», — она улыбнулась, подумав о дочери.

Открылись раздвижные двери-седзи, и в комнату для трапезы вошел глава семейства и клана — господин Токугава, высокий, но уже обрюзгший мужчина средних лет. Он был одет в простое, но вместе с тем безумно дорогое кимоно из черного шелка. По его подолу стелился набивной узор золотой нитью: листва переплеталась с тонкими ветками. Незатейливо завязанный оби темно-синего цвета подчеркивал некоторую сутулость осанку мужчины и вываливающийся живот.

— Добрый вечер, отец, — первой поприветствовала его дочь, с удовольствием читая на лице мачехи легкую неприязнь.

— Добрый вечер, аната*, — произнесла Хеби, склонившись.

Коротко кивнув в ответ, Такао Токугава опустился перед столом на колени.

Повинуясь хлопку хозяйки, слуги принялись разносить многочисленные маленькие тарелочки с яствами. Наоми уныло смотрела на них, раздумывая над словами мачехи, не сулившими ей ничего хорошего. Глубокий голос отца прервал ее метания.

— Наоми, мне надоело терпеть твою непокорность и нежелание вести себя, как подобает послушной дочери. Это недостойно, и твои отказы уважаемым женихам позорят наш клан. Я решил положить этому конец. Я нашел тебе мужа, и твое мнение здесь уже ничего не значит, — жестко говорил Такао, испепеляя дочь взглядом.

Его тон заставил Наоми мгновенно поверить: отец не шутит и не угрожает, не пытается ее обмануть. Его слова — это та правда, с которой ей придется смириться. Казалось, ее огрели по голове чем-то тяжелым: такой в ней стоял звон. Наоми часто заморгала, пытаясь прийти в себя, и стиснула под низким столиком кулаки. Ей пришлось сцепить зубы, чтобы не начать спорить, чтобы не огрызнуться. Ей нужно все хорошенько обдумать, а если отец накажет ее за дерзость, то думать она сможет лишь об истерзанной спине.

«Ками*-сама, кого нашел мне отец? Что же за человек мой будущий муж, раз плюет на Богов и клятвы, раз готов без их одобрения взять себе жену, нарушив тем самым обычаи, что священнее всего?» — ею овладел страх: настоящий, липкий, опутывающий страх.

Такого она не чувствовала еще никогда, даже под палкой отца.