Подхожу к подъезду и, когда дрожащей рукой хочу набрать код домофона, дверь открывается, и оттуда выходит мужчина в возрасте, за что я ему благодарна, ведь теперь мне можно спокойно войти в подъезд. Но только это оказалось самым простым, ведь в доме не было лифта, а это значит, что мне придется подниматься на четырнадцатый этаж! Интересно, как Гордеев ходит на улицу, если ему за шестьдесят? Или он вообще не выходит из дома? Но, тогда как его картины попадают в галерею? Нескончаемый поток мыслей кружился в моей голове, пока я преодолевала ступеньку за ступенькой. К концу дистанции я не чувствовала ног, едва могла дышать, но при этом испытывала удовлетворение от того, что смогла преодолеть эту преграду. Оказавшись на нужном этаже, я поняла, что здесь всего лишь одна дверь. И не просто дверь, а очень высокая и очень плотная дверь. Интересно, это мера предосторожности или очередной бзик художника?

Ощущаю, как пылают мои щеки, бешено стучит сердце, и не могу сосредоточиться на своей миссии. Не представляю, как люди, живущие на такой высоте, ежедневно обходятся без лифтов. Кажется, я одна из тех, кто не может прожить без благ человечества 21-го века. Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов и бросаю панический взгляд на злосчастную дверь квартиры художника. Не могу поверить, что я действительно сейчас нахожусь здесь. Расправляю плечи и уверено тянусь к звонку, прокручивая в голове правила. Не топать, не чихать, не говорить лишнего, может, и не дышать, чтобы точно не возникло никаких проблем? Но я не успеваю дать себе однозначный ответ, так как передо мной открывается дверь.

— Чем могу помочь? — Поинтересовался у меня молодой мужчина. Не думала, что бывают такие молодые дворецкие, хотя…в наше время молодежь готова браться за любую работу, лишь бы платили.

Я была так удивлена, что забыла цель своего визита. Видимо он понял, что я испытываю затруднения и вопросительно вскинул бровь, что акцентировало его большие карие глаза, обрамленные густыми ресницами. Пожалуй, он слишком хорош, чтобы проводить лучшие годы своей жизни с сумасшедшим художником взаперти. Может, он сын Гордеева? Вполне возможно.

— Я…эм…из галереи. Принесла документы для Богдана Егоровича. — Заикаясь, смогла, наконец, сказать я. Чувствую, как мои щеки залила краска и пытаюсь отвлечься от его пронзительного сканирующего взгляда.

Мужчина усмехнулся и отошел, впуская меня в квартиру. Я бросила на него неуверенный взгляд, перешагивая через порог, и была поражена: до ближайшей стены было не меньше десяти метров, а больше всего меня повергла в шок стерильная белизна, которая ослепляла своим светом. Ничего. Абсолютно ничего нет. Ни мебели, ни обоев или картин. Просто идеально ровные, окрашенные в белый цвет стены. Мужчина закрыл за мной дверь, почти беззвучно обошел меня и встал напротив.

— Могу я взять документы? — Насмешливо поинтересовался он, в то время как я стояла, разинув рот, и пыталась хоть что-то понять. Похоже, Гордеев и вправду не дружит с головой.

— Да, простите… — сдавленным голосом ответила я.

Я передала ему папки и заметила, что он пристально разглядывает меня. Складывалось впечатление, что он, как и я пытался что-то сложить в своей голове. Вот только взгляд его был не такой, каким мужчины смотрят на женщину при первой встрече, стараясь оценить ее внешние данные, а какой-то профессиональный что ли. Не знаю, что именно на меня повлияло, но от всего происходящего голова шла кругом, и очень хотелось как можно быстрее попасть на свежий воздух.

— Вы точно работаете в галерее? — Его вопрос снова застал меня врасплох. Вспоминая предостережения Кристины, я утвердительно кивнула головой. — Новенькая? — На этот вопрос я отрицательно помотала головой. — Тогда вы недавно работаете в галерее? — На этот вопрос я не могла ответить с помощью жестов, поэтому оказалась в тупике. — Вы немая?

— Что? — Переспросила я, чтобы убедиться, что не ослышалась.