В этот раз удача ему улыбнулась, и спустя шесть часов и две бутылки бренди он вышел из-за стола, где играли в баккару, на триста семнадцать фунтов богаче. Так, конечно, случалось не всегда. В следующий раз Дилан мог просадить все деньги, но исход мало имел для него значение. Азартные игры его отвлекали и только. Сегодня он жил исключительно ради развлечений и отвлечений, делая всё, лишь бы не сойти с ума из-за шума в голове.

Когда Дилан вернулся в свой дом на Портман-сквер, стрелки часов показывали начало десятого, что было для него привычным. Хотя особняк не отличался большими размерами, Дилан ради забавы напичкал его всевозможными современными удобствами и предметами роскоши. Ещё один способ отвлечься, ведь, по правде говоря, из всех материальных вещей только рояль имел для него значение.

Хотя тело и ныло от усталости, Дилан вернулся домой не для того, чтобы отправиться в постель. Ему никогда не удавалось выспаться, а после событий минувшей ночи любая попытка заснуть будет тщетной. Он оставил Робертса с экипажем ждать перед домом, намереваясь только принять ванну, побриться и переодеться в вечерний костюм, а затем снова уехать.

Когда дворецкий Осгуд открыл входную дверь, Дилан только успел войти в выложенное чёрно-белой плиткой фойе, как слуга сообщил:

– У вас был посетитель, сэр.

Дилан вручил ему плащ, шляпу и перчатки.

– Когда?

– Она приходила пару часов назад, сэр.

– Она? – Лишь несколько женщин могли нанести ему визит в столь возмутительно ранний час, но Дилан сомневался, что та единственная, которая вызвала его интерес, окажется среди из них. – Кто она?

– Монахиня, сэр. Католическая монахиня.

Несмотря на головную боль, Дилан не смог удержаться от смеха.

– Невероятно, что монахиня вообще решила нанести мне визит, но в семь часов утра – это просто немыслимо, – сказал он, пересекая фойе и направляясь к лестнице. – Неужели она хочет застать благотворителей в полусонном состоянии, чтобы собрать больше пожертвований?

– Она пришла не ради пожертвований, сэр, – крикнул ему вслед дворецкий. – А чтобы кое-что передать.

– Интересно что? – небрежно бросил Дилан через плечо, поднимаясь по лестнице. – Религиозные трактаты, я полагаю.

К его удивлению, дворецкий последовал за ним вверх по лестнице.

– Прошу прощения, сэр, – запыхавшись проговорил Осгуд, пытаясь не отставать от Дилана, который благодаря длинным ногам и нетерпению имел привычку перепрыгивать через ступеньку. – Но это нечто гораздо более значимое. Думаю, вам стоит увидеть самому. Немедленно.

Дилан задержался на втором этаже, положив руку на полированные перила из розового дерева на кованой лестнице, и повернулся посмотреть на слугу, который остановился несколькими ступенями ниже. Настойчивость Осгуда была в высшей степени дерзостью, а он никогда не проявлял дерзость.

– В самом деле? – пробормотал Дилан и начал спускаться по лестнице. – Твоя настойчивость пробудила во мне любопытство. Что принесла мне эта монахиня?

Дворецкий заговорил только, когда они опять спустились в фойе:

– Довольно трудно описать, но монахиня назвала это подарком, сэр. Хотя и сказала, что это и так всегда принадлежало вам.

Загадки забавляли Дилана.

– Ты меня заинтриговал, Осгуд. Раз так, неси немедленно.

– Да, сэр.

Дворецкий направился в заднюю часть дома, а Дилан пересёк широкое фойе и распахнул двойные двери в музыкальную комнату. Он подошёл к роялю и откинул крышку из орехового дерева, которая закрывала клавиши из слоновой кости. Прошло уже много времени с тех пор, как он пытался на нём что-нибудь сыграть. Дилан нерешительно положил руку на клавиши и медленно пробежался по ним пальцами.

"Вот они", – подумал он, несколько ошеломлённый. Это были те самые ноты, которые он слышал в присутствии Грейс.