Грейс поставила футляр и пюпитр у кирпичной стены, отделявшей конюшню от улицы за ней, затем принялась избавляться от неудобных деталей своего костюма. Она сняла шляпу, распустила длинные прямые волосы по спине, затем стянула маску и жилет, радуясь, что осталась только в бриджах, сапогах и белой льняной рубашке.

Хотя стояла ранняя весна, зима всё ещё не отступала. Дул лёгкий, свежий ветерок, остужая разгорячённое тело Грейс. После душного переполненного бального зала, она наслаждалась прохладой. К сожалению, ветер принёс с собой неприятные запахи Лондона. Даже в Мейфэре, даже в холодное время года некуда было деться от вони реки, гниющего мусора и угольной копоти, пропитавшей воздух.

Грейс закрыла глаза и прислонилась спиной к стене, с отвращением вдыхая окружавшие её запахи, мечтая оказаться в сельской английской глубинке, где провела детство. Ей вспомнился летний зной, от которого тянуло в сон, шум океана, жужжание пчёл и аромат роз. Но всё тщетно. Как нельзя вернуться в прошлое, так и обесчещенные женщины не могут вернуться домой.

Этьен обещал показать ей мир и не обманул. Грейс вспомнила обо всех красивых, интересных местах, куда свозил её муж за время их брака. В Париж, Зальцбург, Флоренцию, Прагу, Вену... во все европейские столицы, где Этьен слыл любимцем богатых покровителей-аристократов, а его картины берегли как зеницу ока.

Теперь оставалось только мечтать о лете за городом, розах и доме. Торгуя апельсинами и подрабатывая скрипачкой на балах, едва можно оплатить аренду крошечной комнатки и купить кусок хлеба, не говоря уже о поисках полноценного дома.

– Когда-нибудь, – поклялась Грейс в ночи, озвучивая своё самое заветное желание, – у меня снова будет дом, мой собственный загородный коттедж. Кремового цвета, – добавила она, – с голубыми ставнями и садом из роз.

– Могу я предложить ещё парочку оконных ящиков с васильками, геранью и плющ?

Шутливый вопрос прервал её грёзы наяву. Грейс открыла глаза, обнаружив всего в дюжине футов от себя никого иного, как самого Дилана Мура.

– И, возможно, – добавил он, – конский каштан?

Он стоял у стены конюшни, его длинные волосы теперь были распущены, с могучих плеч, будто тень, свисал плащ, на фоне которого едва выделялся белый шейный платок.

– И часто вы разговариваете сама с собой? – спросил Мур.

– Только когда знаю, что никто не подслушивает.

Мур не принёс извинений.

– Наконец-то я снова встретился со своей уборщицей. – Он шагнул в её сторону. – Я очень упорно старался вас найти. Искал повсюду. Я вернулся в "Палладиум", но вы покинули театр без предупреждения, и никто не знал, куда вы делись, или хоть что-нибудь о вас. Я всматривался в лица прохожих, отчаянно желая увидеть ваше. Я обращал внимание на каждую мойщицу полов. Я изучал лицо каждого скрипача, который попадался мне на пути. Я даже навёл справки в Гильдии Музыкантов. Всё безрезультатно.

– Зачем вы меня искали?

– Чтобы сообщить, как сильно я вас ненавижу, естественно.

Он бросил фразу небрежно, но Грейс почувствовала, что он шутит.

– Ненавидите? – переспросила она. – Но я спасла вам жизнь!

– Да, и я проклинал вас за это. – Мур сделал ещё один шаг в её сторону, выйдя из темноты на свет уличного фонаря позади Грейс. – Иногда, – продолжил он, – я пытался убедить себя, что выдумал вас, что вы плод моего воображения, рождённый в душевных муках и что я никогда не увижу вас вновь, потому что вас не существует. И всё же я так и не смирился с этой мыслью до конца. Я безумно хотел, чтобы вы оказались настоящей. Как бы ни старался, я не мог и дальше вас ненавидеть, хотя вы и спасли мне жизнь против моей воли.

– Но теперь, с течением времени, разве вы не рады, что живы?

– Рад? Боже, конечно, нет! – Его горячность поразила Грейс. Он опустил голову и сжал ладонями голову, как будто его мучала боль. – Боже милостивый, нет.