Марциано – наш бог и царь. За глаза его кличут Марципаном: этакий сладенький, блестящий, словно покрытый глазурью, пухленький и лысенький колобок на коротких ножках, заправляющий нашим филиалом. Формально мы не подчиняемся Марциано, но стоит ему лишь приподнять выцветшую бровь, как любой из нас тотчас же вылетит с работы. Я вижу, что он стоит и наблюдает за мной из-за стекла своего кабинета под крышей. Ждать Марципан не любит, а Борис лениво бредет по проходу, останавливаясь и заговаривая с сотрудниками. Мне ничего не остается, как преступно оставить пост, подойти к центральной кассе и поднять трубку селектора:

– Борис, тебя ждут у входа! Борис, подойди ко входу!

– Слышал! Не ори! – хамит он, понятно, не по селектору, а по внутренней связи. Нам обоим ясно, что мое объявление на весь зал – исключительно для босса.

Я торжественно, как переходящий кубок, всучаю Борису магнитометр и рысцой бегу к антресоли Марциано. Все знают, что он любит, когда его подчиненные входят в кабинет запыхавшись после подъема по крутой и гулкой железной лестнице.

– Доброе утро, – бодро рапортую с порога, стараясь удержать дыхание.

– Утро… утро, – бормочет он и кивает в сторону стула, – кофе хочешь?

– Спасибо, – я знаю, что Марципан любит хороший кофе.

Колобок отталкивается от стола и, не вставая, катится на кресле в кофейный уголок, а я принимаюсь потихоньку осматриваться. Свет горит только над столом, а в дальних углах, заваленных коробками, сумрачно, как на складе. Мощный кондиционер дует прямо на меня, и минуты через две мне становится холодно. Вспоминаю сплетни про Марципана, который зазывает к себе в холод девочек в легких маечках и держит до полного посинения, вернее, в расчете на другие реакции нежного девичьего организма. Окна в каждой стене позволяют видеть почти любую точку нашего ангара – отмечаю про себя, что об этом надо постоянно помнить.

– Тебе покрепче?

– Ага.

– Ну и правильно, а то это не кофе. Молока?

– Нет, спасибо.

– Правильно, ты не настоящий ашкеназ.

Я хмыкаю, беру кофе и снова благодарю. Неясно, чего ему от меня надо: Марциано редко собственноручно готовит кофе, обычно гоняет по лестнице секретаршу Нурит, которая сидит внизу.

– Печенье хочешь? С кокосом.

Я не люблю печенье с кокосом, но отказываться неудобно. Марципан катится обратно к своему столу.

– Ты что знаешь о красках? – спрашивает он меня.

О красках я знаю только то, что они противно воняют и пачкаются, но, спросите любого консультанта по набору раб. силы, такой ответ был бы концом любого интервью. А тот факт, что я попал к Марципану на интервью, у меня теперь не вызывает никакого сомнения. И мой ответ должен быть позитивным, лаконичным и быстрым, а смыслу в нем быть не обязательно.

– У нас есть большой выбор отличных красок на любой вкус и для каждого покупателя, – отвечаю я бодро, нахально и достаточно быстро.

Несмотря на то, что я никак не работник Хоум Центра, я делаю упор на «у нас», как бы причисляя себя к общему делу торговли хозтоварами, которое я всего лишь охраняю. Марципан шумно отхлебывает горячий кофе и смотрит на меня с интересом.

– Ты интеллигентный молодой человек, – произносит он.

В переводе это означает: «Оказывается, этот старый хрен еще способен что-то соображать». Я жду продолжения.

– Шмулик уходит, – Марципан, щурясь от напряжения, делает попытку разгрызть кокосовое печенье и бросает его в корзину для бумаг. – Ты знаешь Шмулика? – задает он риторический вопрос.

Ну кто в нашем небольшом городке (так и хочется назвать его уездным городом N) не знает Шмулика из Хоум Центра, ведь он – вылитый Дуду из рекламы: средних лет лысоватый мужичок в белой майке и красном комбинезоне. Шмулика, которого покупатели «узнают» и братски хлопают по плечу, за которым табунами бегают дети и фотографируются с помощью мобильника на фоне картонной рекламы Дуду.

– А что такое? – осторожно спрашиваю я.