Образ праздника, который его отец провел в одиночестве, стал еще более мрачным. Мы свернули к ферме, и я про себя выговорила маме за переполненный почтовый ящик — похоже, его не опустошали уже несколько дней. Резко затормозив, я выскочила из машины и сгребла отсыревшие газеты. Ветер с дождем хлестали лицо.

— Знаешь, мы можем собрать для него что-нибудь вкусное, когда он заедет за тобой завтpa. — Я вытерла лицо и вырулила на длинную подъездную дорожку.

Алекс не спешил радоваться.

— Вы с папой вечно заняты и подарки друг другу не купили. А у нас с Флорой для вас общий подарок.

Я хотела сказать, что в этом году все иначе, потому что мы с папой расстались. Мы больше не любим друг друга. И не собираемся ничего дарить. Но ради Алекса я готова была купить Марри подарок — как только откроются магазины. Мы красиво завернем его, напишем открытку, и Алекс с Флорой преподнесут его отцу на второй день Рождества. Но Алекс все не успокаивался. Когда мы остановились у дома, он предложил купить бутылку виски — «Ведь папа его любит, правда?».

Я расстегнула ремень безопасности и помогла освободиться Флоре.

Мы приехали, — оживленно показала она и вынырнула из машины навстречу Мило. Он почему-то не особо обрадовался нам, да и вообще выглядел странно: грязный, понурый.

— Мило, что случилось, малыш?

Взгляд мой наткнулся на катышки навоза, они были повсюду на обычно безупречно чистой галечной площадке. У крыльца две козы увлеченно обгладывали растения в горшках. Веревка, на которой сушили белье, оборвалась, на траве валялись простыни. Рядом с козами суетились цыплята.

Далеко не идиллическая картинка деревенской жизни, которую обычно являл миру Нортмир. Так непохоже на мамину ферму Она бы такого просто не допустила.

Я постучала в заднюю дверь, но ждать ответа не стала. Вытащила из сумки ключи, и мы быстро вошли внутрь. Очаг в кухне не горел, и это само по себе было странно. Обычно оранжевые угли в камине мерцают с сентября по март, обогревая весь дом.

— Мама! — позвала я. — Мы приехали.

У меня заныло сердце.

— А куда ушла бабушка? — удивился Алекс.

Пальто мы так и не сняли.

— Мама! — Я распахнула дверь в коридор и крикнула уже во весь голос, чтобы было слышно по всему дому: — Мама, это мы! Ты здесь?

Странно, что не видно и ее подопечных, уж их-то должно было взволновать появление гостей. Я с ними еще не встречалась и, по сути, мало что знала о брате и сестре, которые недавно поселились у мамы, взявшей их под опеку. Но в доме стояла тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием да клацаньем когтей Мило по каменным плитам кухни.

— Дети, вы подождите здесь. И Мило пусть побудет с вами. Мне кажется, он истосковался по ласке.

Я обратилась к Флоре, предлагая ей позаботиться о Мило. Руки у меня дрожали, и лицо дочери напряглось.

Оставив детей в кухне, я поднялась по лестнице. Наверное, у нее грипп, а может, расстройство желудка и она не встает с кровати, пыталась я себя успокоить. Когда же мы разговаривали в последний раз? Обычно это происходит раз в неделю, и сейчас мы созванивались каких-то три дня назад. И она прекрасно себя чувствовала, радовалась приближению праздника, хотя так и не согласилась встретить Рождество у нас. Слишком уж она привязана к ферме. Только здесь она чувствует себя в безопасности.

— Мама, ты дома? — Я больше не кричала. Старалась говорить веселым голосом — а вдруг окажется, что с ней все в порядке и она просто зачиталась у себя в спальне, в обществе чашки горячего чая и коробки салфеток. — Мама!

Я заглянула во все комнаты второго этажа, затем поднялась в отремонтированную мансарду над амбаром, где жили приемыши.

— О, привет! — преувеличенно весело поздоровалась я, увидев в сумраке два бледных лица. — Меня зовут Джулия. Вы не видели Мэри? — Мама всегда настаивала на том, чтобы дети называли ее по имени.