Ни Диндимена в древнем святилище,

Ни Феб, ни Либер не потрясают так

Души жрецов, ни Корибанты

Так не грохочут гремящей медью,

Как духи Гнева, коим не страшны ведь

Ни меч германца, ни грозный вал морской,

Ни ярый пламень, ни Юпитер,

С грохотом страшным разящий с неба.

Ведь Прометею, чтоб людей создать,

Пришлось сбирать все свойства частицами

И, по преданью, в наши недра

Злобы прилить и безумья львиных.

Лишь духи Гнева лютую вызвали

Судьбу Фиеста. Гнев был причиною,

Что города бесследно гибли,

После того как на месте стен их

Надменный недруг землю распахивал.

Уйми же гнев свой! В дни моей юности

Ведь и меня лишь пыл сердечный

В злобе толкнул написать поспешно

Те ямбы. Ныне горечь прошедшего

Стремлюсь сменить я дружбой и кротостью.

Мою вину мне в новых песнях

Дай искупить и верни мне душу!

17

Проворный Фавн привык свой Ликей менять

На мой Лукретил дивный и отводить от коз

Жар жгучий летнего полудня,

Или же ветер, дождем грозящий.

Сойдя с дороги, самки пахучего

Козла по лесу бродят бестрепетно,

Ища то тмин, то земляничник,

И не боясь ни змеи зеленой,

Ни злобы волка, коз похитителя,

Лишь, Тиндарида, нежной свирели звук

Долины огласит и горы

Устики с их некрутым подъемом.

Храним богами я, – моя набожность

И песнь им любы! – Здесь в изобилии

Прольются на тебя из рога

Щедрого сельских даров богатства.

В долине тихой здесь от жары уйдешь

И песню мне споешь на тесский лад

Про Пенелопу и Цирцею,

Что по Улиссу тоской томились.

В тени и в мире будешь лесбийское

Вино здесь пить: здесь с Марсом Семелы сын

Не заведет бранчивой ссоры;

Здесь перед Киром дрожать не будешь,

Боясь, чтоб дерзкий, в ревности, слабую

Тебя не тронул дланью несдержанной

И не сорвал с кудрей плетенья

Иль неповинных ни в чем покровов.

18

Вар, дерев никаких ты не сажай раньше священных лоз

В рыхлой почве, вблизи Тибура рощ, подле стен Катила;

Трудным делает Вакх тем, кто не пьет, жизненный путь; нельзя

Едких сердца тревог прочь отогнать, кроме вина, ничем.

Кто же службу в войсках станет, хмельной, иль свою бедность клясть?

Кто не славит тебя, Вакха-отца, сладкой Венеры чар?

Пусть никто не прейдет меры в питье: Либер блюдет предел.

Бой кентавров возник после вина с родом лапифов, – вот

Пьяным лучший урок; Вакх, не щадя, диким фрайкийцам мстит:

То, что можно свершать, то, что нельзя, узкой межой они

Делят, жадные пить. Я же тебя, бог, не дерзну пытать

Против воли твоей; таинств твоих, скрытых от всех плющом,

Я толпе не предам. Радостный бог! Грозных тимпанов звон,

Рог фригийский сдержи, – с ними идут рядом: Любовь к себе

И Тщеславье с пустой, поднятой вверх, меру презрев, главой,

И Болтливость, кому вверенных тайн, словно стеклу, не скрыть.

19

Мать страстей беспощадная,

Дионис молодой, с резвою Вольностью,

Душу вы повелели мне

Вновь доверить любви, было забытой мной.

Восхищен я Гликерою,

Что сияет светлей мрамора Пароса,

Восхищен и задором я

И опасной для глаз прелестью личика.

И бессилен пред натиском

Я Венеры: она с Кипром рассталася;

Про парфян ли, про скифов ли, —