Я почесала Миле затылок. Она подняла голову и посмотрела на меня влюбленным взглядом.

– Кажется, пронесло, – заметила я.

И тут в замке повернулся ключ.

Ник пинком открыл дверь, стараясь удержать в руках термос, выпуск «Лос-Анджелес таймс» и мобильник. В надетой задом наперед бейсболке и неизменной рубашке с воротником на пуговицах он выглядел скорее на шестнадцать, чем на тридцать шесть. Другими словами, Ник выглядел как обычно, только очень изможденно: темные круги под глазами, на подбородке – четырехдневная щетина.

Ник указал на телефон, давая мне понять, что занят, потом сделал пальцем круговое движение – пора бы, мол, заканчивать разговор. Кем бы ни был его собеседник, намек он, похоже, понял, потому что уже через минуту Ник закрыл мобильник и подошел ко мне, как попало побросав вещи на кресло.

– Привет! Давно не виделись, – сказал Ник и поцеловал меня, положив одну руку мне на затылок.

– Привет-привет, – ответила я, не сразу давая ему отстраниться. Мы привыкли подолгу не видеться, но в последнее время нам приходилось особенно тяжко – моя колонка, фильм Ника… Его запах, его нежность стали в моей жизни скорее исключением, чем правилом.

Ник опустился на колени и почесал пушистые бока Милы, шепча ей на ухо:

– Привет, малышка…

Потом он сел рядом со мной на диван и закинул руки за голову. Вблизи Ник выглядел еще более измученным. Глаза у него покраснели и слезились от долгих съемок и контактных линз – он только недавно купил их на смену старым проверенным очкам в проволочной оправе, которые носил с тех пор, как я его знаю.

Я решила пока не говорить ему ни о линзах, ни о звонке из турагентства. В декабре мы собирались поехать в Лондон: Нику нужно было туда по работе. Я сняла крошечный домик в Баттерси, вполне нам по средствам, и уже предвкушала, как буду исследовать любимые уголки любимого города: ходить в театры, гулять по старинным блошиным рынкам, зависать в книжных магазинах – и даже близко не подойду к Тауэру. Турагент попросил внести оставшуюся сумму за дом, и я хотела выяснить, все ли идет по плану в королевстве вампиров и хватит ли у нас денег. Но это подождет.

– Что смотришь? – спросил Ник.

– Уже досмотрела. – В доказательство я выключила телевизор. – Просто фильм. «Римские каникулы»…

– А разве он у нас есть? Сто лет его не смотрел. Если честно, не понимаю, что все в нем находят.

Я никогда не рассказывала Нику о «Римских каникулах». Я вообще никому не рассказывала, кроме своей лучшей подруги Джордан. Ник бы решил, что я сошла с ума. Оно и понятно: я бы на его месте подумала то же самое.

– Как все прошло? – спросила я.

Ник потряс головой, словно говоря: «Даже рассказывать не хочется», но все-таки рассказал. В книжном магазине в Пасадене, где снимали кульминационную сцену, возникли неполадки с электричеством. Важно было, чтобы съемки прошли гладко, но увы…

Закончив рассказ, Ник прикрыл глаза и произнес:

– Ну что, Аннабель Адамс…

Я невольно рассмеялась. Ник не называл меня полным именем. Он звал меня Энни, а когда мы ссорились или он бывал особенно нежен – Адамс. Странно, если задуматься: Ник обращался ко мне Адамс только в наши лучшие и худшие минуты.

– Что, Николас Кэмпбелл? – шутливо ответила я.

Я дотронулась до его лица, и он склонил голову набок, зажав мою руку между щекой и плечом.

– Мне нужно с тобой кое о чем поговорить, – начал Ник. – Вообще-то, я давно собирался, но ты была в командировке, и потом я не знал, как тебе сказать…

– Хорошо…

На прошлой неделе, когда я была в Пунта-Кане, психолог в какой-то местной передаче советовал не смотреть в глаза мужчине, если он пытается сказать нечто важное. Мужчины воспринимают это как агрессию и сразу настраиваются на войну, а не на любовь. Странный совет. Но я ему последовала: прижала колени к груди, натянула на них пижамную куртку и отвела взгляд.