У сливок новоорлеанского общества появилась надежда. Так называемая лучшая половина города – священники и редакторы газет, юристы и бизнесмены, социальные реформаторы и дамы из высшего общества – по крайней мере временно контролировала администрацию города и могла взять курс на перемены, исполняя желание избирателей, отрицать которое решились бы немногие. Задача, стоявшая перед ними, была ясна: чтобы выжить и процветать в новом веке, Новый Орлеан – как и бандерша Жози Лобрано – должен был преобразиться и стать респектабельным. Обуздать скандальную секс-индустрию, изолировать жуткие «кварталы порока», взять под контроль их криминальный бизнес и покончить с уличной преступностью. А для этого нужна была открытая война с сильным войском противника: огромными подпольными бандами «черных», «цветных» и иммигрантов. И эта война должна была стать поистине гражданской.

Первой жертвой в ней стал многоуважаемый начальник городской полиции Дэвид Хеннесси, которого застрелили на пороге собственного дома. А это означало одно – война будет не на жизнь, а на смерть.

Глава 3. Первая жертва

Начальник полиции Дэвид К. Хеннесси. Коллекция фонда исследований истории Луизианы, Университет Тулейна

НО НАЧАЛАСЬ ОНА НЕЗАМЕТНО промозглым октябрьским вечером 1890 года.

В здании администрации Нового Орлеана шло еженедельное совещание полиции. Мэр города Джозеф А. Шекспир председательствовал на дисциплинарном слушании по делу двух полицейских, обвиняемых в шантаже[45]. Рядом с ним за столом сидели четверо членов полицейского управления, несколько клерков и начальник полиции Дэвид К. Хеннесси. Дождь колотил по высоким окнам зала, за которыми рассеивались последние лучи вечернего света.

Сержант Джеймс Линч и конюх Г. Тибодо – оба из Восьмого района Алжира, пригорода за рекой – предстали перед комиссией, выслушивая обвинения в вымогательстве у владельцев салунов, совершенном в воскресенье вечером, десятью днями ранее. Полицейские якобы ходили из одного заведения в Алжире в другое, требуя, чтобы им дали выпить, а добившись своего, разворачивались и грозились оштрафовать владельцев за нарушение закона, предписывавшего городским салунам и барам (по религиозным соображениям) закрываться в воскресенье. Четверых из жертв это возмутило настолько, что они подали жалобу в полицию.

Сержант Линч не признал своей вины и попросил отложить слушание, чтобы они с Тибодо могли подготовить речи в свою защиту.

Но Шекспир не желал и слушать об этом. Мэр знал, что свидетели с большим трудом добирались в здание администрации на пароме из Алжира в дождливый вечер. Поэтому их показания необходимо выслушать сегодня, а выступить в свою защиту обвиняемые смогут позже.

Шекспир, занимавший к тому моменту пост мэра уже больше двух лет, был возмущен. Закон, запрещающий продажу спиртного по воскресеньям, был его собственной инициативой, и ему было особенно неприятно видеть, что полицейские злоупотребляют им. Реформа полиции была одним из главных пунктов его программы на выборах 1888 года. Его первым шагом на посту мэра было назначение начальником полиции своего друга Хеннесси, которому он поручил реорганизовать департамент и покончить с коррупцией, препятствовавшей нормальной работе уже много десятилетий[46]. Обвинения в адрес Линча и Тибодо, увы, показали, как много еще предстоит сделать.

Конечно, никто не винил в многолетних проблемах начальника полиции.