Рука Эдмунда отдернулась от меня, будто он обжегся. Королева сидела неподвижно, ее взгляд опустел, лицо за мгновение осунулось. Ей владела лишь одна эмоция: «все кончено».

А я глядела на приглашающий жест Райта… на этот властный характерный жест, который мне не забыть.

Я медленно поднимаюсь, на слабых, дрожащих ногах иду к мужчине. Даже не верю, что сейчас прикоснусь к нему. Расстояние между нами сокращается… и когда мои пальцы касаются его ладони, Райт притягивает меня к себе, обхватывает подбородок, приподнимает голову. Его пальцы касаются щеки, стирая толстый слой пудры, очерчивают рот, исследуя каждый дюйм. Он оглядывает мое платье, а я шепчу:

— Мне нельзя спать… нельзя спать…

Он целует меня в лоб, прикрыв веки, а затем приказывает кому-то:

— Филис! Позаботься о ней.

Понимаю, что сейчас меня уведут, и цепляюсь за его рукав, заглядывая в глаза:

— Не отпускай меня… мне нельзя спать… не надо, — плачу посреди тронного зала, среди хмурых мужчин, во всеуслышание признаваясь в том, что без Райта Берингера не могу даже дышать. Плевать, ведь это правда.

Он не выдерживает, целует меня в губы, а затем жестко отрывает от себя, передавая в объятия какой-то девушки, и та уводит меня. Двери тронного зала закрываются за нашими спинами.

* * *

Где-то в глубине души она всегда знала, что так и будет. Железная королева пала.

Она не хотела смотреть на сына и не могла притворяться, что ей жаль его.

Спокойно и даже отрешенно она положила кисти на подлокотники трона, подняв усталый взгляд на пришедшего за ней зверя.

— Не хотел, чтобы это произошло на глазах у твоей шлюхи?

— Здесь только одна шлюха, — совершенно равнодушно отозвался мужчина, — и эта скулящая шлюха — твой сын.

Эдмунд сжался на троне, пытаясь удержать рвущиеся из горла стоны.

— Он не при чем, — усмехнулась Генриетта, — он всего лишь эгоистичный, трусливый мальчишка, загоревшийся идеей безграничной власти и вседозволенности. Вспомни, Райт, ты когда-то обещал отцу, что будешь заботиться о нем, оберегать и никогда не причинишь ему зло.

— Не хочешь же ты упрекнуть меня в отсутствии милосердия? — его губы насмешливо изогнулись. — Я ведь проявлял колоссальное терпение ко всем его выходкам. И даже теперь я готов дать ему шанс, если он, конечно, им воспользуется.

Королева скривила губы в усмешке, оглядев присутствующих мужчин — своих советников, стражу, духовника. Как же так? Когда они успели продать душу этому дьяволу?

— Думаешь, кто-то из них рискнет жизнью ради тебя? — вымолвил Райт.

— Де Хог, — пустая улыбка не покидала губ королевы, — ты сделал это ради сына. Я прощаю тебя. Слышишь? Ты смог сделать ради Атера то, на что я была не способна… Люби его, — она обвела взглядом советников и тихо нервно рассмеялась, — а вы, милорды, горите в аду…

— Это все, что ты хотела сказать? — спросил Райт.

— Пожалуй, кое-что я скажу тебе, Берингер, — ее голос осип, превратился в тихий едва уловимый шепот: — ты настоящий сын своего отца.

— Видимо, это не комплимент, — бросил мужчина. — Аарон, меч!

Наемник шелохнулся у дверей с благоговейным: «мой господин», сорвался с места, расталкивая собравшихся.

— Что ж, братец, — Берингер взглянул на Эдмунда, заставив принца разрыдаться в голос, — уже не хочешь видеть меня на коленях? Аарон, дай ему меч!

Когда принцу поднесли оружие и заставили слезть с трона, он дрожал всем телом, напугано глядя в глаза брату.