Есть простое и верное замечание Николая Заболоцкого: «Успех перевода не может быть столь долговечен, как успех оригинала». В деле поэтического переложения прославленных рубаи, в деле создания «русского Хайяма» были свои важные вехи. В составленный нами сборник вошли в хронологическом порядке работы переводчиков разных эпох, все то, что показалось нам лучшим. Сам Хайям пришел к новому своему читателю, обремененный ношей стихов, «условно» ему принадлежащих и явно приписываемых. В России его переводили десятки поэтов, тем не менее не все четверостишия нашли сколько-нибудь сносное русское воплощение. Очевидно, это и невозможно. В отборе не может быть обязательной пропорции, ложной симметрии, иерархии. Пусть один переводчик будет представлен одним переводом, другой – сотнями; пусть иные стихотворения будут в разных переводах. Это – свободное, честное (и не законченное) соревнование.

Поколениями переводчиков сделано немало. Следует отметить серьезные основательные переложения Л. Некоры, фундаментальный вклад О. Румера, назвать имена С. Липкина, В. Державина…

Особо хочется сказать о высокохудожественных переводах поэта Ивана Тхоржевского, создавшего поистине неувядающий труд, – первый сборник стихов Омара Хайяма на русском языке. Если какая-то доля «осовременивания», какая-то степень «личностного участия» поэта-переводчика предопределены, то признаем, что на крыльях своего пятистопного ямба Тхоржевский «привнес» в переводную работу отнюдь не самое худшее: страшную силу собственного неверия и… глубину веры. Культуру символизма, звук и дыхание русской поэзии Серебряного века… Влияние европейской послебодлеровской лирики, веяние стихов Анненского, Сологуба… Чудится даже влияние определенной живописи. Может быть, палестинских работ Поленова:

Весна. Желанья блещут новизной.

Сквозит аллея нежной белизной.

Цветут деревья – чудо Моисея,

И сладко дышит Иисус весной.

Характер поэта выражен уже в расстановке знаков препинания. (Существенно, что персидская поэтика требует смысловой цельности строки, не любит разрывов, сдвигов, переносов. Здесь от этого правила есть легкие отступления, не такие, как у неумелых переводчиков, не в ущерб поэзии и движению стиха.) Тхоржевский не старается сохранить восточную транскрипцию библейских имен, зато в данном контексте они звучат естественно. Очевидно, на единообразии транскрипции во всех переводах, даже если по-разному пишется имя самого Хайяма, не стоит настаивать, ведь имена входят в звуковой и зрительный образы.) В его переводах стихов Хайяма, связанных с Библией, есть нечто от «Нежности ветхозаветной», говоря словами давней поэтессы. Я бы сказал, что переводы эти, востоковедами не единожды обруганные за «вольность», выполнены непринужденно и целомудренно…

И, естественно, в этих переводах, давление которых сказалось на развитии новой русской поэзии, много личной судьбы, судьбы России… Это недоказуемо, но это чувствуется:

О, если бы крылатый Ангел мог,

Пока не поздно, не исполнен срок,

Жестокий свиток вырвать, переправить

Иль зачеркнуть угрозу вещих строк!

Или другое четверостишие:

Ловушки, ямы на моем пути —

Их Бог расставил и велел идти,

И все предвидел. И меня оставил.

И судит! Тот, кто не хотел спасти!