История Европы и католической церкви показывает, что до, во время и после Крестовых походов идея о Тысячелетнем Царстве была настолько популярна, что проповедники Парижского собора даже увещевали, что человечество находится на пороге конца света[50]. Отто, епископ Фрейсингский и летописец Крестовых походов середины XII в., писал в своих анналах: «…мы, кто по воле судьбы должен жить в конце времен…».[51] По словам Марка Блока, Европа настолько была напугана наступлением конца первого тысячелетия, что была вынуждена… прийти в себя[52]. Другими словами этого известного французского историка, этот страх стал одним из самых сильных социальных двигателей той эпохи[53].

Эта идея укрепилась на восточных берегах Средиземного моря в течение XI–XIII вв., т. е. во время длительного противостояния между христианами и мусульманами. Большей частью она была направлена на уничтожение мусульман. Но так как крестоносцы поняли, что обещание непременной победы не исполнилось, они связали свои надежды с новой силой, появившейся на Востоке, т. е. с дикими желтокожими монголами, и решили, что два фронта против исламского мира, монгольский несторианский восток и христианский запад, искоренят эту религию. Но, потеряв надежду и покинув пределы Леванта и Египта, они решили пойти путем Петра Достопочтенного, аббата Клюни, который он проложил в середине XII в. посредством неполного и предвзятого перевода Корана. Он говорил: «Я хочу выступить против вас, но не с оружием, как многократно выступали некоторые из нас, а словом; не силой, а умом; не с ненавистью, а с любовью. Я люблю вас! Обращаясь к вам, я призываю вас к спасению»[54].

Уильям Трипольский, доминиканец, проживавший в Акко, оказавшись под влиянием идеи о Тысячелетнем Царстве и исчезновении ислама, также считал, что мусульмане должны быть уничтожены силой слова и проповеди[55].

Столкновение цивилизаций

Этот процесс продолжился. После религиозной реформы и начала нового века в Европе группа исламоведов решила придать своим взглядам об исламе более научный характер. Но, как сказал Генри Болингброк, вернувшись из Крестовых походов, неудачливые христиане стали возводить клевету на мусульман[56]. И она была принята обществом. Потому что, по словам Монтгомери Уотта, представление большинства зиждилось на следующих четырех основах. Они считали, что ислам – религия лжи, меча, сладострастия и что Мухаммад против Христа[57]. И даже принятая на Втором Ватиканском Соборе (1962–1965) декларация об отношении церкви к нехристианским религиям, в которой она официально признала их потому, что Господь обращается к людям по-разному, не возымела никакого влияния.

Сегодня христианский Запад больше прислушивается к посланиям таких людей, как Бернард Льюис[58]. Он считает, что Запад (Европа и США) имеет сущностное превосходство над Востоком. Потому что Запад, невзирая на различность стран и языков, представляет собой гармоничную цельность и с точки зрения культуры, религии и ценностей является единым обществом, а Азия и Африка, наоборот, различны и разобщены[59]. На его взгляд, западные нации единомышленны в том, что касается фундаментальных ценностей, таких как свобода, права человека и моральный кодекс[60], а такие понятия, как империализм, расовая и половая дискриминация, не выдуманы западными людьми, хоть и введены ими. Поняв их сатанинскую сущность, они резко осудили их[61]. По мнению Льюиса, почти синхронное открытие Америки и завоевание Гранады, которое привело к падению режима мусульман в Андалусии, ускорило победу Запада над своими врагами, т. е. мусульманами[62].