Полководец оделся как для битвы. Поверх пурпурной туники на нем был отполированный бронзовый панцирь, многослойные холщовые птериги защищали его плечи и пах, а голову покрывал простой греческий шлем. У него не было щита, но в ножнах лежала фальката. Ганнибал тоже выглядел усталым, но радость на его широком бородатом лице, когда он принял приветствие своих военачальников, казалась искренней. Уцелевший глаз сверкнул, и, расставив ноги, полководец поднял руки. Мгновенно наступила тишина.

– Уже привык? – спросил Ганнибал.

– К чему, командир? – переспросил Сафон с нехорошей ухмылкой.

Послышался громкий смех, и полководец с улыбкой наклонил голову.

– Думаю, ты знаешь, к чему, сын Малха.

– Начинаю, командир, – ответил тот.

Одобрительный шепот, довольные переглядывания. И перед сражением, подумал Ганнон, никто не сомневался в тактическом мастерстве Ганнибала, но теперь способности этого человека казались божественными. Его пятидесятитысячное войско встретилось с вдвое превосходящими силами римлян – и не просто победило, а полностью их разгромило.

– Каждый раз, когда забываю, – добавил Сафон, – запах напоминает мне, сколько врагов мы перебили.

Снова смех.

– Не бойтесь, скоро лагерь перенесем, – сказал Ганнибал.

Он помолчал, и веселье улеглось.

– Куда, командир? На Марсово поле у стен Рима? – выкрикнул Ганнон.

Ему стало приятно, что многие командиры одобрительно закивали, в том числе Магарбал, командующий конницей Ганнибала.

– Я знаю, что вам хочется этого больше всего, – ответил полководец, – но мой план другой. До Рима около двух с половиной тысяч стадий. Люди устали. Нам не хватит зерна на поход, не говоря уж о пропитании для осады. Стены Рима высоки, а у нас нет осадных машин. Пока мы будем строить их там – на пустой желудок, – с тыла будут угрожать другие легионы Республики. Когда они подойдут, придется отступить, иначе мы окажемся зажаты между ними и городским гарнизоном.

Слова Ганнибала падали, как свинцовый град, и энтузиазм Ганнона увял перед уверенностью полководца. То же уныние виднелось на лицах вокруг и слышалось в перешептываньях рядом.

– До такого может не дойти, командир, – подал голос Магарбал. – Мы разбили их при Требии, на Тразименском озере и здесь, при Каннах. Они уже потеряли сто тысяч солдат. Одним лишь богам известно, сколько погибло всадников и сенаторов, но они составляют изрядную часть от общего числа. Мы можем свободно ходить по их земле, сжигая и грабя дома. Если мы пойдем на Рим, они запросят мира – я знаю!

– Клянусь, ты прав! – поддержал Сафон.

Снова одобрительный шепот.

Слова Магарбала вызвали воодушевление, но Ганнон помнил, как его друг-римлянин Квинт, когда тому было всего шестнадцать, в одиночку встретился с тремя вооруженными бандитами. Это был самый упрямый и мужественный человек из всех, кого Ганнон когда-либо встречал. И такие качества не редки среди римлян. Во время позавчерашней битвы многие легионеры продолжали сражаться, даже когда уже стало ясно, что надеяться не на что.

Ганнибал в раздумье потер пальцем губы.

– Вы уверены? – наконец проговорил он, посмотрев сначала на Магарбала, а потом на старшего брата Ганнона.

– Да, командир. После такой трепки, какую мы устроили позавчера, кто может продолжить сражаться? Никто! – заявил Сафон.

– Он верно говорит, – сказал один из командиров.

– Да, – поддакнул другой.

«Если б Квинт был жив, он бы не сдался до последнего вздоха, – мрачно подумал Ганнон. – Сопротивлялся бы до смерти, но не сдался б».

Ганнибал уперся горящим глазом в Сафона.

– Магарбал знает всю историю нашей первой войны с Республикой, но знаешь ли ее ты?

– Конечно, командир. Я вырос на рассказах отца о ней.

– Рассказывал ли он тебе о том, что случилось, когда римский флот потопили, а их богатства истощились?

Сафон покраснел, вспоминая.

– Да, командир.