Какое-то чувство шевельнулось в душе Бриана, он не мог точно назвать его – это была не жалость, не сострадание, а нечто более сложное и опасное. Серо-голубые глаза Матильды, прозрачные как стекло, смотрели на него сегодня с вызовом и даже с презрением. Поверенный короля не находил в ней того, о чем говорил стареющий рыцарь, но это потому, что он, Бриан, совсем еще не знает ее. Пока он видел другое: прямоту и силу. Она словно взяла остро заточенное перо и вывела эти два неизгладимых слова у него на коже.

Глава 3

Руан, осень 1125 года

Штормовой ветер иссяк, и безмятежное солнце подсвечивало упряжь и снаряжение кортежа. В его свете ярко переливалось платье Матильды из красного шелка, блестел мех горностая, сверкала драгоценная диадема, скрепляющая на ее голове белую вуаль. Жители Руана высыпали ей навстречу, и миледи повелела рыцарям раздавать от ее имени щедрые дары. Впереди скакали герольды, фанфарами и выкриками возвещая прибытие вдовствующей императрицы Германии, дочери короля. Сердце ее наполнилось триумфом и гордостью, когда она ехала через ликующую толпу. Голову женщина держала высоко, как полагалось даме ее ранга, но время от времени позволяла себе улыбнуться – гордо и милостиво.

Соболь, жеребец Бриана Фицконта, был горяч, однако хорошо выезжен. Сам представитель английского монарха скакал на коренастом кауром кобе, который был низковат для его длинных ног. Бриан старательно делал вид, что не замечает несоответствия. После вчерашних сбоев новых проблем не возникло, все шло по плану. Матильда все еще не простила ему опоздания, но готова была подождать, прежде чем поставить на нем крест.

Когда они въехали под своды герцогского замка на берегах Сены, жеребец запрядал ушами, заплясал, почуяв волнение наездницы. Почти шестнадцать лет миновало с тех пор, когда она останавливалась здесь ненадолго по пути на церемонию обручения. Воспоминания о тех днях туманными призраками прошлого скользили между камнями и булыжниками настоящего.

Слуга поспешил взять Соболя под уздцы. Дрого спешился, чтобы помочь госпоже спуститься, но Бриан Фицконт опередил его и первым подскочил к Матильде. Она, подавая ему руку, отметила, что уже знакомые ей чернильные пятна никуда не делись, да еще прибавились новые. Должно быть, работал в своем шатре после того, как поужинал с ней. Она одобрила такое трудолюбие. Было что-то согревающее в мысли о том, что в темное время ночи, когда другие спали, Фицконт размышлял с пером в руках.

Высокий широкоплечий человек двинулся ей навстречу с распростертыми объятиями. Молодая вдова озадаченно посмотрела на него, а потом земля покачнулась у нее под ногами и прошлое слилось с настоящим. Матильда узнала своего старшего единокровного брата.

– Роберт? – прошептала она и повторила затем в полный голос: – Роберт!

Его темно-синие глаза светились гостеприимством, пока он, сжав ее ладони в своих, целовал ее в обе щеки с сердечным теплом и при этом умудрялся соблюдать приличествующий случаю этикет.

– Сестра! Как прошло ваше путешествие?

– По большей части неплохо. Вчера моя лошадь захромала.

– То-то я удивился, увидев вас на Соболе Бриана. – Роберт быстро глянул на Фицконта. – Он хорошо позаботился о вас?

– Насколько смог, – произнесла она с каменным лицом.

Бриан поднял брови, а Роберт хохотнул:

– Звучит угрожающе.

– Я опоздал к условленному сроку, – пояснил Бриан, – и вчерашняя буря помешала быстро установить шатры. Их чуть не унесло за море!

Затем он с поклоном попросил разрешения отойти – присмотреть за тем, как багаж императрицы переносят в отведенные ей покои. Роберт посерьезнел:

– Бриану вы можете доверить свою жизнь. Я готов поручиться за него. А еще это один из умнейших людей в окружении нашего отца.

– Поверю вам на слово, – с улыбкой ответила Матильда.