В общем, по прошествии времени лунная сила начала считаться чем-то сродни болезни, которую, к сожалению, вылечить было нельзя. Одно дело — солнечная магия, всем знакомая, привычная, не несущая негативного оттенка и в основном завязанная на том, чтобы промывать мозги людям на тему «мир, труд, солнце». Совсем другое — лунная магия, которую все упорно испокон веков (не совсем понятно, почему) связывали с чем-то темным, запретным, со смертью, кладбищами и оживленными трупами. Хотя нет, понятно, почему — Салем был идеальным примером лунного мага, который под покровом ночи пьет кровь младенцев, а по выходным оживляет трупы. Интересно, как потом солнечные маги успокаивали ходячих мертвецов? И как сами зомби к этому относились? Ну, Салем их поднимал, солнечные маги упокаивали обратно, загоняя в могилы, а Салем… ну, а вдруг он поднимал те же трупы? И солнечные опять загоняли зомби в могилы. Что-то мне даже жаль мертвецов — туда-сюда, туда-сюда… Я знаю, что трупы не говорят, но вдруг эти научились, чтобы послать или Салема, или упокаивающих. Думаю, что первого вернее.

Я не практиковала «мертвые» заклинания, хотя на ум такое приходило, и не раз. Но потом понимала, что если возьмусь за что-то подобное, меня быстро скрутят сыщики, которые со дня своего основания занимались делами магов. Хотя именно поэтому я в столицу не поехала, больно надо. В Гестоле располагался филиал Академии Магии и Высших искусств, куда я переехала после того, как моя сила проснулась. Хотя, наверное, лучше бы не просыпалась. Мой «ключ», который, как считалось, сидит где-то в шее, повернулся довольно поздно — в девять лет. Я уже три года ходила в обычную школу в нашем небольшом Северном Альси, где все друг друга знают в лицо, училась так себе, но родители от меня многого и не ждали. Я как-то тоже не задумывалась о карьере, еще в пять лет решив, что буду лечить больных животных.

А потом «ключ» повернулся. Внезапно. Причем не просто повернулся, а, кажется, обернулся вокруг своей оси раза три, не меньше, и замер в середине цикла. Так что сила буквально затопила меня в тот миг, когда я висела на волоске от смерти. Верно говорят, что в момент опасности в человеке пробуждаются скрытые силы. Во мне они проснулись чересчур буквально, и через пару минут я уже валялась в десяти шагах от обрыва. Вот надо было додуматься нам тогда — отправиться поиграть после дождя рядом с бывшей каменоломней! Саму каменоломню давно закрыли, из нее вывезли все, что можно и нельзя, но подросткам и взрослым доставало ума не приближаться к высокому склону. Детям тоже запрещали там играть, но мы с друзьями по школе нашли большой ровный склон над ямой и часто развлекались, не подходя к обрыву. Место действительно привлекало — мягкая трава, высокие пышные кусты, в которых здорово играть в прятки, деревья, по которым лазить — одно удовольствие. А зимой со склона было весело кататься, со всей дури врезаясь в высокие сугробы. Северный Альси был по-настоящему северным, так что зимы длились долго, и температура часто опускалась почти до предельного минимума.

Мы решили после дождя туда отправиться. Эва, правда, сопротивлялась, но я — дурная голова — скорчила моську и обозвала подругу трусихой. Остальные меня только поддержали, а Лири еще засмеялся, что было вдвойне обидно: он ведь нравился Эве. Естественно, после такого она отказываться перестала, только сказала мне перед выходом из школы:

— Так нечестно, Элиш.

Не помню, что я тогда ей ответила, да и не важно было. После того инцидента, когда я пришла в себя и обнаружила, что мои друзья разбежались, семья Эвы куда-то быстро переехала. Слишком внезапно, ведь об этом не было и речи. А потом мама рассказала, что это Эва решила так мне отомстить — подтолкнуть к обрыву. Для детей в такой шутке вроде бы не было ничего страшного, вряд ли Эва или кто-то из моих друзей вообще думал, что это может окончиться смертью. И, честно говоря, тогда меня больше волновал повернувшийся «ключ» и проснувшаяся сила.