Саул не спешил, поскольку находил этих людей утомительными и до тошноты предсказуемыми. Путешествовали они парами – один отвечал за познание, другой за прозрение, – и порой он с удивлением прислушивался к их разговорам. Его поражало, насколько противоречивы могут быть их высказывания, подобные мыслям и аргументам, вертевшимся у него в голове, когда срок его служения в церкви подходил к концу. Последнее время к нему зачастила одна и та же пара: мужчина и женщина лет двадцати с небольшим, хотя порой они больше походили на подростков. Вели себя, как мальчик и девочка, убежавшие из дома, прихватив с собой набор «Юный химик» и доску уиджа[1].

Генри и Сьюзен. Поначалу Саул решил, что за суеверия отвечает женщина, но она оказалась ученой – интересно, в какой области? А сверхъестественными явлениями занимался мужчина. Генри говорил с еле заметным акцентом, и Саулу никак не удавалось определить, что это за акцент такой, добавляющий властности и самоуверенности каждой фразе. Он был полноват, чисто выбрит в отличие от бородатого Саула, под бледно-голубыми глазами залегли тени, черные волосы подстрижены горшком, бледный и неестественно высокий лоб закрывает челка. Похоже, этого Генри ничуть не волновали вещи земные, к примеру, погода, поскольку он всегда носил одну и ту же одежду с небольшими вариациями – рубашку-батник из тонкого синего шелка и слаксы. А начищенные до блеска черные туфли на молнии годились разве что для прогулки по городским улицам, а не для экспедиций.

Сьюзен больше походила на тех, кого в народе называют хиппи, но во времена детства Саула вряд ли ее кто-то назвал бы коммунисткой или представительницей богемы. Волосы белокурые, носила она белую блузку с вышивкой в крестьянском стиле и коричневую твидовую юбку ниже колен, наряд довершали рыжевато-коричневые сапожки до середины икры. Лишь немногие подобные ей становились его прихожанами. Но порой все же забредали – потерянные, старающиеся жить собственным умом, ищущие какой-то новый импульс для дальнейшего существования. Если б не хрупкая фигурка, она бы походила на сестру-двойняшку Генри, не иначе.

Эти двое никогда не называли своих фамилий, хотя как-то один из них произнес нечто похожее на «Серумлист» – какое-то совершенно бессмысленное слово. Впрочем, Саул и не стремился узнать их поближе, и если уж быть честным до конца, за глаза называл их «Бригадой легковесов», как в боксе или спортивной борьбе.

Когда Саул наконец вышел, приветствовал их кивком и еле слышно выдавил «здорово», парочка повела себя как обычно, точно он был продавцом в деревенском продуктовом магазине, будто маяк – публичное заведение, двери которого открыты для всех желающих. Если бы у двойняшек не было разрешения от службы национальных парков, он бы захлопнул двери прямо у них перед носом.

– А ты, похоже, не в настроении, Саул, хотя день выдался просто чудесный, – заметил Генри.

– Да, Саул, день просто прекрасный, – поддакнула Сьюзен.

Он снова кивнул и выдавил кислую улыбку, и парочка так и покатилась со смеху. Саул решил не обращать внимания.

Он отпирал ворота, а они продолжали трещать как сороки. Эти двое вечно болтали, хотя Саул предпочел бы, чтоб они занялись своим делом. На сей раз разговор шел о чем-то, что они называли «некромантическим дублированием», и, насколько он понял, хотели построить комнату из зеркал, где царила бы темнота. Странный термин, и Саул старался не прислушиваться к их объяснениям, полагая, что это не имеет ни малейшего отношения к маяку и его жизни.