Привязывать больных, чтобы они не вырывали трубки и капельницы, – мне это как ножом по сердцу.

Я провела добрую часть ночи, болтая с круглым лысым человечком восьмидесяти четырех лет. Или так, или рыдания. Уж лучше поговорить. Смена была спокойная, я могла себе это позволить. Что случается крайне редко. Иначе он был бы надежно прикручен к своей кровати, и так и лежал бы с тоской в глазах, а может, и с яростью.

Девочки из дневной смены передали, что утром с ним случилось легкое НМК[2], и с тех пор он, как зацикленный, твердит одно и то же. Ночью он захотел подняться и уйти, несмотря на все зонды, соединяющие его с аппаратами. Он хотел увидеть Жозиану. Когда его спрашивали, кто такая Жозиана, он отвечал: «Ну, Жозиана – это Жозиана».

Пусть так.

Мы порылись в его истории болезни. Жену зовут Колет, дочь Сандрина. Никаких сестер. Вот ведь затык. Так я и ушла утром со смены, унося с собой таинственную Жозиану. Единственное, что могу сказать: когда я спросила, много ли значит для него эта Жозиана, его глаза, до того глядевшие куда-то в пустоту, покраснели, и две слезы прокатились совершенно параллельно по каждой щеке.

Я вернусь завтра вечером. Имея в виду его состояние, он наверняка никуда не денется, если только не умрет тем временем, за что я на него здорово разозлюсь. Подумайте только – уйти, не открыв мне свой секрет, так обойтись со мной, самой преданной и заботливой – нет, это было бы совсем некрасиво. Надеюсь, на мое следующее дежурство не придется какой-нибудь обвал, который заполнит все койки, а его не охватит необоримое желание отправиться искать Жозиану. Мне будет невыносимо его привязывать. А главное, я очень надеюсь, что он перестанет говорить о Жозиане, когда после обеда его придет навестить жена, иначе такое начнется…

Мне только что сделали первый укол в живот. Ну вот, мы и начали этот курс – возможно, благодаря ему мое тело согласится наконец принять ребенка, которого я так жду. Медикаментозно обеспеченное зачатие. Уколы, гормоны, пункции, анализы, побочные эффекты и неуверенность – не слишком романтический способ стать родителями. Но раз мое тело по-другому не желает, а голова так этого хочет… Я готова облететь вокруг света на воздушном шаре, чтобы стать матерью. Отправиться в стратосферу, переплыть моря и даже прожить год со свекровью. А это дорогого стоит.

Пойду спать – с маской на глазах и ушными затычками, чтобы не слышать уличного шума и хоть немного отдохнуть перед тем, как снова отправиться на работу. Меня выматывают эти нескончаемые дежурства, но начальство требует: у нас сейчас трое на больничном и двое в декрете, причем на замену им так никого и не взяли. Если слишком сильно натягивать веревку, рано или поздно она лопнет. У одной из наших в прошлом году случился срыв. Полгода отпуска. Разумеется, без замены. Тем тяжелее оказались эти полгода для остальных… И постоянная опасность эффекта домино, – пока мы его, по счастью, избежали, но сколько ж можно?

И все же я хочу сделать все, чтобы максимально повысить свои шансы. Не могу больше ждать, мне необходимо ощутить себя завершенной и цветущей. Я знаю, беременность даст мне это чувство. Ощущение себя цельной и наполненной жизнью – другой жизнью, не моей.

Мне нужно поспать…

Бархатный туман

Из темноты я переплываю в какой-то красноватый туман. Лиц я не различаю, но ощущаю тени и разговоры, распознаю голоса – особенно моего шефа, который говорит, чтобы я держался, терпел, скорая уже едет. Голоса словно приглушены туманом, в котором я блаженно плаваю. Шеф говорит, чтобы я не волновался.

А я и не волнуюсь. С какой стати мне волноваться?

Потом туман рассеивается.

Или это я исчезаю?

Не понимаю, что со мной случилось. У меня нигде не болит, но я не могу ни двигаться, ни разговаривать, у меня только одна рука, другая словно наполнилась воздухом. Я даже не уверен, что она еще на месте.