– Что же люди хотят получить в стране царицы Савской, как не ее пряности? Почему не сказать об этом прямо?

– И вправду, почему?

Видя ее веселость, придворные тоже заулыбались и тихо засмеялись над этой бесцеремонно высказанной правдой.

– И это все, чего царь Соломон Премудрый хочет от царицы Савской?

На этот раз он заколебался, но все же в конце концов ответил так же откровенно, как и раньше:

– Мой брат царь Соломон хочет союза с царицей Савской, чтобы торговля продолжалась, чтобы пряности беспрепятственно переправлялись по Пути Благовоний. Ему нужно, чтобы два царства заключили договор.

– И что же твой царственный брат может предложить такого, чего у нас еще нет? Что есть у Соломона Премудрого, в чем нуждалось бы Савское царство?

Произнося эти слова, она почувствовала возбуждение. Словно бы неуловимое ласковое прикосновение скользнуло по ее коже, нежное, как благовонный дымок.

– Не знаю, – ответил царевич Иофам, – но я привез от царя свитки и писца, который затвердил наизусть их содержание. Мой брат, несомненно, предвидел твой вопрос.

«Знает ли Соломон, как ведут себя люди, говоря от его имени? Как бы там ни было, эти неучтивые слова избавили нас от бесконечных церемоний, которые обычно предшествуют настоящим переговорам. А я в обмен на это сделаю вид, что не замечаю их неотесанности».

Ведь и сама она хотела кое-чего от них, хотя они об этом даже не знали.

– Встань, Иофам, царевич Иудеи, и знай, что ты гость царицы Савской. Сообщаю тебе, что поговорю с писцом царя Соломона, но знай также и то, что царица одна не может принять решение.

Когда посланник царя Соломона, явно озадаченный, неуклюже поднялся на ноги, Билкис воздела руку:

– Царица спросит нашу Матерь Аллат и поступит так, как повелит богиня.

И по ее кивку евнухи потянули за тяжелые золотые цепочки. Завеса из леопардовых шкур и вышитого шелка опустилась перед троном, скрывая ее от посторонних глаз. «Достойное завершение», – подумала она, вставая, и ее ответ, ни к чему не обязывающий, никто не мог бы оспорить.

Скрытая от всех, кроме своих приближенных, она поманила к себе старшего евнуха Тамрина. Когда он подошел и низко поклонился, она улыбнулась:

– Тамрин, у меня есть поручение для тебя. Приведи царевича Иудеи в мой сад.

– Немедленно будет исполнено, солнце наших дней.

Но, несмотря на почтительные слова Тамрина и его низкий поклон, Билкис почувствовала, что он не одобряет это решение.

«Если бы боги даровали мне одно желание – после обретения наследницы, – я попросила бы слуг, прислужниц и евнухов, которые не нянчили меня с детства, еще до того, как у меня начала округляться грудь!»

Иногда их опека буквально душила ее, а их дотошная заботливость удовлетворяла даже самые безумные побуждения еще до того, как она их высказывала.

– О, нет необходимости приводить его немедленно, – ответила она, борясь с желанием напомнить Тамрину, что Савским царством правит она, а не он, хоть он и служил еще ее матери, – но я должна поговорить с ним. Я хочу узнать об этом царе Соломоне больше, чем мне могут рассказать на придворной аудиенции. И если ты что-то услышишь…

– Да, моя госпожа. Можешь положиться на меня.

– Я полагаюсь на тебя, – сказала она, ласково опуская руку на его склоненную голову, – и не сомневаюсь, что ты разузнаешь для меня, что за человек царь Соломон. Или, по крайней мере, каким считают его подданные.

Тамрин, польщенный таким доверием, склонился еще ниже, поднося к губам бахрому ее пояса:

– Свет наших очей, твое желание будет исполнено. Мои рабы по крупицам выпытают у этих неотесанных варваров все. И ты будешь знать царя Соломона лучше, чем его родная мать.