Я хотел ему сказать, что узел у меня на спине изменит это положение, но Джайала была как минимум права, и я оставил эту мысль при себе. Магия призывает терновник, и такой серьезный проект, как мост, неизбежно требует свою плату.

Я поднял узел со снаряжением, и мы пошли дальше, вокруг подножия холма и потом вверх по его склону, туда, где стоял Дом мэров, озирая с вершины весь Каим.

Нас без проволочек провели в галерею мэра с ее длинными мраморными коридорами и анфиладой арок. Одежда моя здесь казалась бедной, и одежда Джайалы – тоже. Даже лучшее, что у нас было.

Во внезапной прохладе галереи у Джайалы начался кашель. Сухой, режущий, он грозил приступом. Я наклонился к девочке, дав ей глотнуть воды.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, папа. – Она смотрела на меня серьезным и полным доверия взгядом. – Я не буду кашлять.

И тут же ее сухой кашель начался снова. Он отдавался эхом, сообщая о нашем присутствии всем прочим просителям.

Мы сидели в галерее. Здесь ждали приема женщины, ходатайствующие о снижении налогов на домовладение, мужчины, которые просили освободить их от трудового призыва. Через час к нам вышел секретарь мэра. На груди у него сверкала эмблема его должности: топор палача, перекрещенный с посохом магистра – двойная власть, которой облечен мэр ради блага города. Секретарь провел нас еще одной мраморной галереей, затем в приемную мэра – и дверь за нами закрылась.

Мэр был одет в красный бархат, на груди у него висел такой же медальон, но гораздо больших размеров, на золотой цепи. Он то и дело касался этого медальона пальцами – навязчивый жест. И с мэром был магистр Скацз. У меня по коже мурашки побежали при виде человека, использующего магию ежедневно, а последствия своей деятельности перекладывающего на терновые бригады и городских детей, выковыривающих мелкие кусочки терна из щелей мостовых и каменной кладки для последующего их сожжения.

– Ну? – спросил мэр. – Так кто это?

– Джеоз, алхимик, – объявил секретарь.

– Магией от него разит, – буркнул магистр Скацз.

Я заставил себя улыбнуться:

– Это от моего прибора.

У мэра приподнялись брови – пушистые серые гусеницы на румяном лице. Усы короткие – детей у него не было. На щеке выступал старый шрам, стягивая рот в едва заметную улыбку.

– Магией занимаешься? – спросил он прямо. – Ты с ума сошел?

Я сделал умоляющий жест.

– Не занимаюсь, ваше превосходительство. Никак. Совсем. – У меня с губ сорвался нервный смех. – Я занимаюсь алхимией, она терн не призывает. Никаких дел у меня нет с проклятием Джандпары. – Нервничал я ужасно. – Палач вам не понадобится. – Я развязал мешок и стал вынимать части балантхаста. – Вот смотрите. – Я вкрутил один из медных концов в главную камеру. Развернул камеру сгорания, вздохнул с облегчением, увидев, что она перенесла путешествие. – Смотрите, – повторил я. – Я тут сделал кое-что, что понравится вашему превосходительству. Мне кажется.

Джайала рядом со мной закашлялась. То ли болезнь, то ли нервы, не знаю. Взгляд Скацза обратился к ней, задержавшись на детском личике. Мне не понравился этот взгляд, задумчивое выражение лица. Но я продолжал:

– Это балантхаст.

Мэр посмотрел на устройство.

– А больше похож на аркебузу.

Я заставил себя улыбнуться.

– Отнюдь. Хотя действительно использует огненные реагенты. Но у моего устройства совершенно уникальные свойства. – Дрожащими руками я нашел мяту, кору мелии, цветок лоры. Вложил их в камеру.

Скацз смотрел внимательно.

– Я вижу перед собой чародейство, милостивый государь? Прямо у меня на глазах? Без разрешения?

– Нет-нет…

Меня затрясло под этим взглядом. Я пытался зарядить балантхаст.

– Папа, вот, – подсказала Джайала.