Надо надеть на пса новую цепь и вытащить на палубу прежде, чем мы снимем с него повязки. Как аккуратно они наложены, точно он старался ничем не повредить псине, когда связывал! Нет, что за чудо! Похоже, волкодав и вправду дал Одиночке Джеку приручить себя – как будто эта собачка пришлась ему по душе! И все в какие-то полчаса!

Он встряхнул головой – в самом деле, даже прагматик Эндрю был потрясен мыслью о том, что произошло. Это действительно выходило за границы допустимого, по крайней мере, того, что мы привыкли под этим понимать.

Братья надели на волкодава новую цепь и перетащили животное на старое место – на палубу, где приспособили что-то вроде намордника на огромную башку, а затем развязали веревки. Несмотря на намордник, Команч звонко клацнул зубами перед самым носом Энди, и тот отскочил, чертыхнувшись. Но зубы пса его не задели. Вскоре братья уже сидели бок о бок на корме, как и раньше.

– Кто бы подумал, – тихо, будто боялся нарушить тишину, стоящую над рекой, произнес Дэвид, – что только несколько минут назад здесь с таким шумом и грохотом палили ружья, завывали сирены, метались прожекторы! Теперь снова все спокойно, словно в могиле.

– Они еще не успокоились, уверяю тебя, – я имею в виду охотников. Они все еще прочесывают доки. Но им его все равно не поймать – ни сегодня ночью, ни вообще… никогда.

– Я тоже так думаю, – согласился на этот раз Дэвид. – Он не из той породы лис, которые могут в один день дважды сбежать и снова попасться. Что ты думаешь о нем, Энди?

– У меня по отношению к нему какое-то странное чувство. Но это потому, конечно, что я теперь знаю, что это Одиночка Джек!

– У меня тоже какое-то странное чувство. Но все-таки что чувствуешь ты?

– Трудно сказать. Отчасти ты уже знаешь что. Когда бы я ни взглянул на него, он был все время мрачен и отворачивался от меня. Но когда я сам отводил взгляд, то чувствовал, что он смотрит прямо на меня и усмехается, – усмехается с превосходством, пониманием, как победитель. Однако я не могу объяснить, что точно имею в виду под этими словами. Это не выразить просто так…

– Думаю, я понимаю тебя, потому что сам испытываю нечто похожее на то, о чем говоришь ты. То есть: когда я его увидел, даже еще не зная его имени, не представляя, кем он мог быть, я почувствовал точно мороз по коже. Когда я смотрел ему в лицо, я испытывал в точности то же, что чувствуют, когда кто-то уставится в спину – кто-то опасный… человек или зверь. Как будто холодок пробегает по хребту… понимаешь ли?

– Точно!

– Ну вот, а я это чувствовал, когда смотрел ему в лицо. Как будто их было двое – один передо мной, а один подкрадывался сзади!

– Ты просто высказал то, что хотел сказать я, и у меня было такое же ощущение! Ну а как насчет его лица, малыш? Каким оно тебе показалось?

– Ну, он молодой – то есть скорее хорошо выглядящий. Но я точно не припоминаю его черты. Они как будто расплываются в моей памяти. Одно я знаю: это лицо я тут же вспомню, где бы его ни увидел!

Дэвид помолчал, задумавшись, и кивнул, будто в ответ своим мыслям.

– Знаешь, я кое-что читал об этом. Это затрудняло карьеру Одиночки Джека. Он давно стал бы величайшим в мире преступником, но, как видишь, где бы он ни появлялся, его тут же узнавали. Никто из тех, кто хоть раз взглянул ему в лицо, ни с кем бы никогда его не спутал. И даже его ближайшие друзья побаивались его. Ну а ты знаешь: тех, кого боишься, легко предавать!

– Да, знаю.

– Вот в точности это и случилось с Одиночкой Джеком. Вроде бы он всегда старался честно улаживать дела с теми, кто вокруг, и казалось, что они все равно всегда ему противодействуют. Теперь, взглянув ему в лицо, я понимаю почему. Они слишком боялись его, чтобы приноравливаться к нему. Разве не так?

– И я так думаю, – согласился Эндрю.