– Я никогда в жизни не хворал, Горб, – сказал он, когда я отвел его в каюту. – Даже головной боли я никогда не испытывал, кроме одного раза, когда мне раскроило череп рукояткой от судовой лебедки.

Три дня мучила его эта нестерпимая головная боль, и страдал он безропотно и одиноко, как страдают дикие звери и как, по-видимому, принято страдать на кораблях.

Но, войдя сегодня утром в его каюту, чтобы прибрать ее, я застал его здоровым и погруженным в работу. Стол и койка были завалены рисунками и чертежами. С циркулем и угольником в руке он наносил на большом прозрачном листе какой-то масштаб.

– А, это вы, Горб? – приветливо встретил он меня. – Я как раз провожу последние штрихи. Хотите посмотреть, как эта штука действует?

– Но что же это такое?

– Это приспособление, которое облегчает морякам труд и превращает вождение корабля почти в детскую игру, – весело ответил он. – Отныне и ребенок сможет вести корабль. Долой бесконечные вычисления! Даже в туманную ночь вам достаточно одной звезды в небе, чтобы сразу определить, где вы находитесь. Вот поглядите. Я накладываю этот прозрачный масштаб на звездную карту и вращаю его вокруг северного полюса. На масштабе я обозначил круги широты и долготы. Я устанавливаю масштаб по звезде и поворачиваю его, пока он не окажется против цифр, написанных внизу карты. И готово! Вот вам точное положение корабля!

В его голосе звучало торжество, в глазах его, голубых в это утро, как море, искрились огоньки.

– Вы должны быть сильны в математике, – заметил я. – В какой школе вы учились?

– К сожалению, я никогда не учился в школе, – ответил он. – Я до всего дошел сам.

– А как вы думаете, для чего я это изобрел? – неожиданно спросил он. – Вы думаете, что я хотел оставить следы своих ног на песке времени? – Он насмешливо захохотал. – Ничего подобного! Просто я хочу взять патент, получить деньги за него и предаваться всякому свинству, пока другие трудятся. Вот моя цель. Кроме того, сама работа над этой задачей доставляла мне радость.

– Радость творчества, – вставил я.

– Кажется, вы это правильно назвали. Это один из способов проявления радости жизни, торжества энергии над материей, живого над мертвым, гордости дрожжей, сознающих себя жизненной закваской.

Я всплеснул руками, беспомощно протестуя против его закоренелого материализма, и принялся стелить постель. Он продолжал копировать линии и цифры на прозрачный масштаб. Это была задача, требовавшая величайшей внимательности и точности, и я только поражался его способности умерять свою силу при исполнении этой тонкой работы.

Постелив постель, я невольно с восхищением засмотрелся на него. Он был, несомненно, красив, красив настоящей мужской красотой. Снова я с удивлением отметил полное отсутствие злобных или порочных черт в его лице. Это лицо внушало убеждение, что человек этот не способен на зло. Я не хочу быть неверно понятым. Я только хочу сказать, что это было лицо человека, никогда не шедшего вразрез со своей совестью, или же человека, вовсе лишенного ее. Я склоняюсь к последнему предположению. Это был великолепный образчик атавизма. Человек, принадлежавший к первобытному типу, явившемуся на свет до введения каких-либо нравственных законов. Он не был безнравственным, так как стоял вне понятия о нравственности.