Когда она выбралась из-под хижины, ее тут же осветило солнце. Маля шла по заросшей тропинке к дому Амайи. По обе стороны от тропинки высились развалины домов, полускрытые травой и деревьями. Деревья росли у них из крыш, а побеги кудзу скрывали склоненные стены. Птицы резвились в высоте, строили гнезда из глины, вылетали из пустых оконных проемов, свиристели и чирикали, роняли вниз помет.

Из густой зелени за Малей следило множество глаз. Многие семьи жили на верхних этажах старых зданий, оставив поверхность земли курицам, уткам и козам, которые свободно паслись днем и уходили в загоны ночью, чтобы до них не добрались пантеры и койволки.

Там и тут на стенах красовались метки и цвета различных военных фракций, иногда намалеванные одна поверх другой. Армия Бога, Туланская кампания, Ополчение свободы – следы армий, которые контролировали Баньян долгие годы, брали с него дань и вербовали здесь рекрутов.

Маля не любила армии, и это чувство было взаимным – большинство солдат убило бы ее сразу же. Но жители городка воображали, что могут как-то сдержать солдат, и поэтому вывешивали флаги той фракции, которая пребывала у власти в настоящий момент, и надеялись, что этого будет достаточно.

В этом году в верхних окнах болтались синие тряпки, означающие поддержку Объединенного патриотического фронта полковника Гленна Штерна, но Маля знала – горожане держат под рукой красные звезды – на случай, если Армия Бога отвоюет территорию. На нескольких зданиях все еще красовались звезды и полосы Тулана, поцарапанные, облупленные и местами закрашенные сверху. Уже долгие годы никто не видел туланских солдатиков. Ходили слухи, что их оттеснили в болота и теперь они ловят рыбу, угрей и раков, потому что у них не хватает патронов, чтобы сражаться. Либо это было правдой, либо они попытались пробиться на север, и теперь их кости обгладывают полулюди, которые контролируют северные границы, не пропуская никого.

Отец Мали имел обыкновение плеваться, произнося имя любого из военачальников. Неважно, шла ли речь об Армии Бога, Ополчении свободы или Объединенном патриотическом фронте. Ни одна из этих армий ничего не стоила. Сборище «жи лаоху», «бумажных тигров». Они любят рычать, но бледнеют, как бумага, при первых признаках настоящего боя. Где бы ни показывались люди ее отца, они бежали как крысы и дохли как мухи.

Отец Мали часто говорил о древнем китайском генерале по имени Сунь Цзы и о его стратегии, а еще о том, что у бумажных тигров никакой стратегии нет вовсе. Он говорил, что они все мусор, а не солдаты.

«Ладжи, – сказал бы он, – мусор». Все до единого.

Но в конце концов они победили, и ее отец бежал вместе с остатками китайской миротворческой армии, а бумажные тигры рычали о своей победе с крыш Затонувших городов.

Пот стекал по спине Мали, пропитывая одежду. Нельзя выходить наружу в середине дня. Влажность и жара мешают заниматься делами. Ей нужно было спрятаться в тени, а не идти через весь городок – на руках младенец, сама вся покрыта потом и кровью.

Маля миновала лавку, где тетушка Селима торговала мылом, полученным на черном рынке, и сигаретами, утащенными из Моховой земли, а заодно всем тем, что могла найти в окружающих руинах. Старые стеклянные стаканы, которые не побились во время войны. Резиновые шланги для полива. Ржавая проволока, чтобы связывать побеги бамбука. И так далее.

В углу примостилась пара китайских печек из листового металла, оставшихся с тех времен, когда тут стояли китайские миротворцы. Насколько Маля знала, батальон ее отца мог притащить сюда эти печки и показать людям, что они горят лучше и жарче, чем открытые очаги. Миротворцы пытались убедить народ Затонувших городов, что лучше позаботиться о себе, чем убивать окружающих. Ее отец именовал это «гуманитарным оружием». Завоевать умы и сердца было едва ли не важнее, чем разбить местное ополчение в бою.