Их привели, царя гневить не смея,

И отдали тому подобью змея.

…Так было: по ночам двух молодых,

То витязей, то юношей простых,

Вели на кухню, к властелину царства,

И повар добывал из них лекарство.

Он убивал людей в расцвете сил,

И царских змей он мозгом их кормил.

Случилось так, что слуги провиденья,

Два мужа царского происхожденья,

Один — благочестивый Арманак,

Другой — правдолюбивый Карманак,

Вели беседу о большом и малом,

Об ужасе, доселе небывалом,

О злом царе, чье страшно торжество,

О войске и обычаях его.

Один сказал: «Пред гнетом не поникнем,

Под видом поваров к царю проникнем,

Умом раскинем, став на этот путь,

Чтоб способ отыскать какой-нибудь.

Быть может, мы спасем от мук ужасных

Хоть одного из каждых двух несчастных».

Пошли, варили явства день-деньской,

Наукой овладели поварской.

И вот людей, вступивших тайно в дружбу,

К царю, в поварню, приняли на службу.

Когда настало время, чтоб отнять

У юных жизнь, чтоб кровь пролить опять,

Двух юношей схватили часовые,

Стрелки царя, разбойники дневные,

Поволокли по городу, в пыли,

Избили и на кухню привели.

У поваров от боли сердце сжалось,

Глаза — в слезах, а в мыслях — гнев и жалость,

Их взоры встретились, потрясены

Свирепостью властителя страны.

Из двух страдальцев одного убили

(Иначе поступить — бессильны были).

С бараньим мозгом, с помощью приправ,

Мозг юноши несчастного смешав,

Они второму наставленье дали:

«Смотри же, ноги уноси подале,

Из города отныне ты беги,

Иль в горы, иль в пустыни ты беги».

А змея накормили с содроганьем,

Мозг юноши перемешав с бараньим.

И каждый месяц — шли за днями дни —

Спасали тридцать юношей они.

Когда число их составляло двести,

То из дворца всех выводили вместе,

Давали на развод овец, козлят,

И отправляли в степь… И говорят:

Дало начало курдам это семя,

И городов чуждается их племя…

Был у царя еще один порок:

Он, осквернив невинности порог,

Красавиц знатных брал себе на ложе,

Презрев закон, устав, веленье божье.

Царю осталось жизни сорок лет.

Смотри, как покарал его Изед:

Однажды Арнаваз легла с Заххаком.

Затих дворец, объятый сном и мраком.

Трех воинов увидел царь во сне,

Одетых, как знатнейшие в стране.

Посередине — младший, светлоликий,

Стан кипариса, благодать владыки,

Алмазный блеск па царском кушаке

И палица булатная в руке.

Он устремился в бой, как мститель правый,

Надел ошейник на царя державы,

Он потащил его между людей,

На гору Демавенд помчал скорей…

Заххак жестокий скорчился от страха,

Казалось, разорвется сердце шаха.

Так вскрикнул он, что вздрогнули сердца,

Что задрожали сто столбов дворца.

Проснулись солнцеликие от крика,

Не зная, чем расстроен их владыка.

Сказала Арнаваз: «О царь земной,

Прошу тебя, поведай мне одной:

Находишься ты в собственном чертоге,

Кого ж боишься ты, крича в тревоге?