Сказал: «Уж не возьмешь ты больше меч!»

И отрубить велел Махою ноги,

Чтоб он валялся в муках на дороге.

Велел потом отрезать уши, нос,

Сказал: «Казнись теперь, презренный пес!

Да, мало были мы с тобой жестоки,

Лежи, околевай на солнцепеке!»

Трех молодых имел Махой сынов,

Трех славных обладателей венцов.

Костер сложили, запалили пламя,

Сожгли на нем Махоя с сыновьями.

Погиб Махой — и род исчез его,

И не осталось в роде никого.

А если и остался кто, — все гнали

И вслед ему проклятья посылали.

Да будет проклят род его и дом,

Да будет память проклята о нем!

И век настал великого Омара,

И стих Корана зазвучал с мимбара.[69]

Из заключения поэмы

Когда я прожил шестьдесят пять лет

И сгорбился от горьких дум и бед,

Решил я книгу о царях Ирана

Писать — и стал трудиться неустанно.

Писали и вельможи в те года,

Не получая денег никогда,

Вполне довольны средствами своими,

Я был поденщиком в сравненье с ними.

Они хвалили все, что я писал,

Желчь разлилась во мне от их похвал.

Мошны с деньгами завязавши туго,

Они не знали моего недуга.

Недуг мой имя бедности носил.

Лишь Дейлеми Али меж ними был,

Удачлив сам, исполненный участья,

И дружба с ним мне приносила счастье.

И благородный муж, сын Кутейбы,[70]

Теперь мне послан милостью судьбы.

Он шлет мне даром пищу и одежду,

Он дарит сердцу добрую надежду.

Я никаких налогов не плачу,

Лишь пью, да ем, да сплю, когда хочу.

Когда б не он — не жить мне в этом доме,

А в рубище валяться б на соломе.

Как семьдесят второй пошел мне год,

Мои стихи услышал небосвод.

И вот я до конца довел счастливо

О древних подвигах рассказ правдивый.

В день арда, в месяце исфандармад,

Я кончил труд, что былями богат.

От хиджры на году четырехсотом

Закрыл я книгу, написавши все там,

Что знал о прошлом. И по всей стране

Теперь все громче речи обо мне.

Я не умру вовек! Жить буду снова

Во всходах мной посеянного слова!

И тот, кто свет ума и веры чтит,

Мой величавый подвиг восхвалит.

ПРИМЕЧАНИЯ

В средневековье текст «Шах-наме» был сильно засорен и подвергся значительным искажениям: изменения вносились не только в отдельные стихи, но иногда опускались даже целые эпизоды, а в других случаях в списки включались сказания, содержащие иногда несколько тысяч двустиший.

Первая попытка очистить «Шах-наме» от искажений была сделана в средние века при внуке Тимура Байсункар-мирзе, который поручил воссоздать подлинный текст творения Фирдоуси нескольким ученым литераторам. Подготовленный ими в 1426 году вариант эпопеи был засорен в такой мере, что превышал на семь тысяч двустиший нынешние критические издания. Список с роскошными миниатюрами, подготовленный по приказу Байсункар-мирзы, ныне хранится в библиотеке Гулистанского дворца в Иране.

Следующая попытка очистить текст «Шах-наме» от наслоений была сделана в начале XIX века в Индии, однако издатели и на этот раз не справились с поставленной задачей в силу отсутствия должной научной подготовки, а финансировавшая издание Ост-Индская компания прекратила субсидии, поэтому увидел свет лишь один из восьми намечавшихся томов.