– Вы в очень унылом настроении духа для человека, возвращающегося на родину.

– Ах! я, видите ли, не чувствую, чтобы это была моя родина. Да и меня никто там не знает, за исключением моего бедного старика отца; мы там почти как иностранцы. Я оставляю здесь тех немногих людей, которые мне дороги.

– О! все наверное устроится, – рассуждал Марк с тем оптимизмом, с каким мы относимся к чужой будущности. – Вы наверное разбогатеете и скоро станете или богатым плантатором, или выборным судьёй. Там всякий должен составить карьеру. И друзей вы там легче приобретёте, нежели здесь.

– Я бы желал сохранить тех, которые у меня уже есть, – отвечал Голройд, – но, очевидно, надо покориться судьбе.

Они дошли до конца Ротен-Роу; ворота Кенсингтонских садов были заперты, и стоявший позади решётки полисмен подозрительно наблюдал за ними, точно опасался, что они вздумают насильно ворваться.

– Вам, кажется, тут надо повернуть? – сказал Марк.

Голройду хотелось бы, чтобы Марк проводил его до Кенсингтона, но так как тот сам не предлагал этого, то гордость помешала ему попросить его об этом.

– Ещё последнее слово насчёт книги, – сказал он. – Могу я поставить ваше имя и ваш адрес на заглавном листе? Я отошлю её сегодня к Чильтону и Фладгету.

– О, разумеется, – отвечал Марк, – как хотите.

– Я не выставил своего настоящего имени, и если бы даже книгу напечатали, я не желаю открывать своего анонима.

– Как хотите; но почему?

– Если я останусь адвокатом, то роман, хотя бы даже он и имел успех, не особенная рекомендация для клиентов, и кроме того, если меня ждёт фиаско, то мне приятнее оставаться неизвестным, не правда ли? Я поставил на книжке имя Винсента Бошана.

– Хорошо, хорошо, никто ничего не узнает до тех пор, пока вы сами не пожелаете открыться, и если книгу примут, то я с удовольствием буду следить за её публикацией и напишу вам. Об этом не беспокойтесь.

– Благодарю, а теперь прощайте, Марк.

В голосе его послышалось искреннее чувство, которое сообщилось даже самому Марку в то время, как он пожимал руку Винсента.

– Прощайте, – отвечал он, – будьте здоровы, счастливого пути и всякого благополучия. Вы не любите писать письма, но надеюсь, что время от времени напишете мне строчку иди две. Как называется корабль, на котором вы отправляетесь?

– «Мангалор». Он отплывает завтра. А пока прощайте, Марк. Надеюсь, что с вами ещё увидимся. Не забывайте меня.

– Нет, нет, мы слишком старинные приятели.

Ещё последнее рукопожатие, минутная неловкость, которую всегда чувствуют англичане, расставаясь, и они разошлись в разные стороны: Голройд направился в Безуотер через мост, а Марк повернул на Киннсгет и Кенсингтон.

Проводив приятеля, Марк поглядел с минуту вслед его высокой, мощной фигуре, пока тот не скрылся во мраке. «Я его, вероятно, больше не увижу, – подумал он. – Бедный Голройд, подумать только, что он написал книгу; он – из тех неудачников, которым ни в чем не бывает успеха. Я уверен, она ещё доставит мне много хлопот».

Голройд также ушёл с тяжёлым сердцем.

«Марк не будет скучать по мне, – говорил он самому себе. Неужели и Мабель так же простится со мной?»

Глава III. Прощание

В тот самый день, когда мы видели Марка и Винсента гулявшими друг с другом в последний раз, миссис Лангтон и её старшая дочь Мабель сидели в хорошенькой гостиной своего дома в Кенсингтонском парке.

Миссис Лангтон была женой богатого адвоката с обширной практикой и одной из тех изящно ленивых женщин, обворожительные манеры которых успешно прикрывают некоторую пустоту ума и характера. Она была всё ещё хороша собой и жаловалась на нездоровье всегда, когда это не представляло положительного неудобства.