«Он заглянул в глаза Джессамины Колдуин в тот самый миг, когда жизнь покидала ее. И в тот самый миг ему пришло в голову, что он совершил ошибку. Его обманули. Хотя мысли такого рода бесполезны – она уже умерла вне зависимости от того, сожалел он об этом или нет. Однако он увидел свое истинное лицо, отразившееся в ее глазах, увидел свою подлинную сущность. Он не был ни знаменитым убийцей, ни великим творцом истории – всего лишь очередной пешкой в непостижимой игре».

– «КЛИНОК ДАНУОЛЛА»

Отрывок из бульварного романа, глава 3

Он опустился на колени на жесткий, влажный пол заброшенной бойни, оглянулся на аккуратные штабеля щебня и вздохнул. Чуть сдвинул на затылок глубокий капюшон и рассеянно одернул края кожаной куртки, вымокшей под ночным дождем. Потом запустил в бороду пятерню, не сняв перчатку. Поразмыслив над ситуацией, Дауд снова вздохнул.

Итак, вот оно. Недели – месяцы – путешествий от края до края Империи. Месяцы, в течение которых он следовал за слухами и шепотами, за историями без конца, исследовал странные культы, шел за проводниками, что вели в никуда. Месяцы слежки, борьбы за крохи информации, попыток распутать все эти нити – причем надо было тянуть за них аккуратно, ведь они могли оборваться, если слишком сильно сжать их в кулаке. И ради чего? Ради вот этой груды щебня внутри огромного выгоревшего остова китобойни в отвратительном квартале самого дождливого проклятого города на Островах.

Место было тем самым, что он искал, просто он слишком сильно опоздал. Истории были правдивы – на бойне действительно что-то произошло. Что-то важное для его миссии. Но что бы ни превратило дополнительную китобойню Гривза номер 5 в разбитую ракушку, это произошло месяцы тому назад. Время и усилия – все потрачено зря. Фабрика была важным звеном в решении, но теперь она превратилась в тупик.

Дауд поднялся, уперся ладонями в бедра и вытянул голову в сторону ближайшей кучи щебня, будто новый ракурс обзора мог что-то изменить в сложившейся ситуации.

«Нет, все же время было потрачено не зря. Это не тупик». Так повторял он себе, раз за разом. Да, он явился на сцену через несколько месяцев после того, как спектакль был сыгран, ибо не был способен завязывать время в узел. Это было вне его возможностей.

Зато возможности были здесь и сейчас. Он добрался сюда, в конце концов сумел сделать это. И теперь можно заняться поиском зацепок. Следы уже остыли, но он обязательно найдет что-нибудь.

Просто обязан найти.

И действительно, эта груда искореженных железяк, обломков кирпича и камней заслуживала внимания. Она занимала почти половину фабрики, всю поверхность пола, который остался целым – с той стороны остова здания, что выходил на улицу. Другая сторона, обращенная к реке, была почти полностью разрушена. Не хватало целой секции стены, там зияла дыра, будто распахнутая в зевке глотка, и торчали уцелевшие куски арматуры, словно пальцы, указывающие в небо и протянувшиеся над темной водой. Большая часть стены рухнула в реку, но, как сумел разглядеть Дауд, ее русло было чистым. Только совсем рядом с берегом бурлил пенный прибой, там, где Ренхевен катил воды через несколько обломков, что виднелись под самой поверхностью. Река была жизненно важной водной артерией для Дануолла, и, несомненно, была проделана огромная работа, чтобы очистить дно от камней. Сначала обломки свалили в здании фабрики, а уж потом началась настоящее расследование.

Что бы ни случилось, это происшествие было значительным – достаточно значительным для должностных лиц, чтобы изучать его причины, чтобы тратить время на перетаскивание, сортировку и учет этих камней. Они были аккуратно разложены, рассортированы по материалу и по размеру, и каждый булыжник промаркирован – номера, нарисованные белой люминесцентной краской, неожиданно ярко светились в ночи, отражая тусклый лунный свет.