Мгновение Эми молчала.

– Ну, это был ты, Питер. Именно ты их спас. Я тебе говорила, помнишь?

Разве? И что она хотела этим сказать? В момент того нападения он находился в Колорадо, за много миль, много дней пути отсюда. Как же он мог сделать это?

– Я объясняла, как это произошло. Ферма – особенное место. Прошлое, настоящее и будущее здесь едины. Ты оказался в хлеву просто потому, что ты там был нужен.

– Но я не помню, чтобы я это делал.

– Потому, что для тебя этого еще не случилось. Придет время, и случится. Ты будешь здесь и спасешь их. Чтобы спасти Калеба.

Калеб. Мой мальчик. Питер внезапно ощутил невыразимую печаль, сильнейшую любовь и томление. Слезы подступили к его горлу. Так много лет. Так много лет прошло.

– Но мы же сейчас здесь, – сказал он. – Ты и я, в этой постели. Это реальность.

– И нет в этом мире ничего более реального, – сказала она, прижимаясь к нему. – Давай не будем думать об этом сейчас. Ты устал, я вижу это.

Он действительно устал, очень. Он ощущал прошедшие годы до мозга костей. Его сознание коснулось воспоминания. Как он глядел на свое лицо в реке. Когда это было? Сегодня? Вчера? Неделю назад, месяц, год? Солнце стояло высоко, и вода превратилась в сверкающее зеркало. Его отражение дрожало от течения воды. Глубокие морщины, обвисшие щеки, мешки под глазами, потускневшими от времени, его волосы, которых осталось немного, седые, белые, будто снег. Лицо старого человека.

– Я был… мертв?

Эми не ответила. И Питер понял, что она хотела ему сказать. Не то, что он умрет, как должен умереть любой, а то, что смерть – не конец. Он останется здесь, останется духом-хранителем, за пределами стен времени. Это ключ ко всему, ключ, открывающий дверь, за которой ответ на все загадки жизни. Он вспомнил тот день, когда впервые пришел на Ферму, очень, очень давно. Всё в целости, совершенно необъяснимо, кладовая полна, занавески на окнах, тарелки на столе, будто в ожидании их прихода. Вот в чем смысл этого места. Это единственный истинный дом для него во всем мире.

Лежа в темноте, он ощутил, как его грудь наполняется умиротворением. Было то, что он потерял, были люди, которые его покинули. Всё уходило. Даже сама земля, небеса, река и звезды, которые он так любит, когда-нибудь достигнут окончания своего существования. Но этого не надо бояться, такова реальность жизни, горькая и сладкая одновременно. Он представил себе момент своей смерти. И образ этот был настолько силен, будто он не представил его себе, а просто вспомнил. Он будет лежать в этой самой постели, это будет летний день, и Эми будет обнимать его. Будет смотреть на него точно так же, как сейчас, сильная, красивая, полная жизни, кровать напротив окна, солнечный свет сквозь занавески. Не будет боли, лишь ощущение, что растворяешься. Всё хорошо, Питер, сказала Эми. Всё хорошо, я скоро вернусь. Свет будет становиться всё сильнее и сильнее, заполняя ему глаза, заполняя его сознание, и так он оставит этот мир – оставит его, качаясь на волнах света.

– Я так тебя люблю, – сказал он.

– И я тебя люблю.

– Чудесный день был, правда?

Эми кивнула, не отрываясь от него.

– И у нас еще много больше. Целый океан дней.

Он прижал ее к себе. Снаружи царила ночь, холодная и неподвижная.

– Это была прекрасная музыка, – сказал он. – Как здорово, что мы пианино нашли.

И с этими словами, прижавшись друг к другу в огромной мягкой постели под крышей дома, они погрузились в сон.

Как здорово, что мы нашли пианино.

Пианино.

Пианино.

Пианино…

Питер вынырнул из сна и понял, что он лежит нагой, замотавшись в мокрые от пота простыни. Мгновение лежал неподвижно. Разве он не?.. И он не был?..

Во рту был вкус, будто он песка наелся. Мочевой пузырь твердый как камень. Позади глаз начинало болеть, первые признаки похмелья, надолго.

– С днем рождения, лейтенант.