В школе он помогал Поу с математикой, но и сейчас не до конца понимал, почему Поу все же дружит с ним – он со старшей сестрой были главными ботаниками в городе, а то и во всей Долине; теперь-то сестра в Йеле. Айзек надеялся, что ее волна успеха подхватит и его. Он всю жизнь восторгался сестрой, но та нашла себе новый дом, мужа в Коннектикуте, которого ни Айзек, ни отец никогда не видели. Тебе и одному нормально, подумал он. Малыш должен поменьше ворчать и обижаться. Скоро он будет в Калифорнии, и тамошние теплые зимы сделают уютнее его одиночество. Год на то, чтобы стать резидентом штата и подать документы в университет, на астрофизику. Ливерморская национальная лаборатория. Обсерватория Кека и Сверхбольшая Антенная Решетка. Нет, ты послушай себя – это все еще имеет смысл?

Миновав город, он вышел на проселок и решил идти к дому Поу опять по железке. Малыш Айзек упорно продвигался к цели. Лес он знал, как старый браконьер, у него куча альбомов с рисунками птиц и прочей живности, но в основном птиц. Полрюкзака записных книжек с собой. Природу он любит. Может, это потому, что в лесу нет людей, но он надеялся, что все же не поэтому. Здорово все-таки расти в таком месте, потому что в городе, ну не знаю, там ты как будто в бешено несущемся поезде. Мозги постоянно на пределе. Следи за направлением, выбирай колею, не то разобьешься. Люди всему дают имена: лапчатка анемоны козодой тюльпан орешник черемуха. Гикори и дуб. Белая акация и большой косматый гикори. Вполне достаточно, чтобы держать мозг в тонусе.

А меж тем прямо над головой светло-голубое небо, распахнутое в открытый космос, – последняя величайшая тайна. Расстояние, как до Питтсбурга – пара миль воздуха, а за этим нежным покрывалом четыреста ниже нуля[3]. Чистое везение. Все шансы на то, чтобы не выжить, – только подумайте, Ватсон. Но не восторгайтесь вслух и на людях, не то быстро натянут на вас смирительную рубашку.

Вот только фортуна постепенно отвернется – ваше Солнце обратится в красный гигант, и планета сгорит. Бог дал, бог взял. Людям придется перебираться на другие планеты, и только физики могут выяснить, как это сделать, именно они спасут человечество. К тому времени его, разумеется, давным-давно уже не будет на свете. Но, по крайней мере, он сумеет внести свою лепту. Смерть не снимает с тебя ответственности за тех, кто остался в живых. Если он в чем и был уверен, то именно в этом.

* * *

Поу жил там, где кончалась грунтовка, в спаренном трейлере, который, как и полагается загородному жилищу, стоял посреди большого лесного участка. Восемьдесят акров и острое чувство фронтира – чувство, будто ты последний человек на земле, надежно укрытый среди всех этих зеленых холмов и впадин.

Во дворе рядом со старым “камаро” Поу – камуфляжная покраска за три тысячи и сгоревшая коробка – стояло здоровенное сиденье от тягача. Металлолом разной степени коррозии, к одной из железяк пришпилен флажок с легендарной тройкой Дейла Эрнхардта[4], тут же деревянный вертел, чтоб подвесить оленя. Поу сидел на пригорке, выглядывая что-то на реке. Как говорится, сумел бы выплатить ипотеку, жил бы у Господа на заднем дворе.

Весь город думал, что Поу поступит в колледж, чтобы и дальше играть, – не обязательно в одной из команд Большой Десятки, но в приличное место, но вот уже два года миновало, а он все живет в трейлере со своей матерью, все торчит во дворе, и вид такой, будто вот-вот встанет и пойдет колоть дрова. На этой неделе, а может, на следующей. Годом старше Айзека, дни его славы уже позади, у ног валяется дюжина пустых жестянок из-под пива. Высокий и широкоплечий, двести сорок фунтов, раза в два здоровее Айзека.

Завидев его, Поу сказал:

– Что, теряем тебя навеки?

– Не надо слез, – отозвался Айзек. Огляделся. – Где твои вещи?

Хорошо, что есть Поу, это отвлекает от мыслей о ворованных деньгах в кармане.